Зарницы красного лета

— Вы злы на большевиков, я знаю,— спокойно возразил Ней.— Это похвально, но вы, дорогой, многого не понимаете. Не обижайтесь, я говорю откровенно. Я прихожу в ужас от мысли, что среди нас многие смотрят на события сквозь розовые очки. В этом, может быть, одна из причин нашего поражения. Не перебивайте, Николай Валерианович. Так вот, Казань красные могут взять. Советы располагают огромными силами.

— Но они плохо вооружены! — загорячился Болотов.

— Очень хорошо.

— Да чем же?

— Верой в свои идеи, поручик! — уже сердито ответил Ней.— Именно той силой, с какой вы сталкиваетесь на своей барже. Поняли? Вы хмуритесь?

— Что же делать мне?

— Отправляйтесь до Белой. Там посадите новую партию большевиков и вернетесь обратно к устью. Все.

— А этих? — осторожно спросил Болотов,

— Сколько их?

— Около двух сотен.

— Ну, знаете ли...— смутился Ней.— Не смею ничего сказать. Приказ есть приказ...

— Так послушайте.— Болотов подошел к капитану, заговорил запальчиво: — До устья я их не повезу! Да! Всех до одного! Это мой ответ на все, о чем вы говорили!

— Ваша рука владыка.— Ней опустил глаза.

Вышли из каюты. Капитан Ней спустился в моторку, и она тут же рванулась на меркнущее стремя реки, быстро понеслась по течению.

Моторка уже скрылась за поворотом, а Болотов все стоял у борта, врасплох захваченный множеством новых дум. Разговор с капитаном Неем еще больше усилил его тревогу. «Россия! Россия!» — шептал Болотов, тупо смотря в воду. Среди взгорий и потемневших зарослей белотала река лежала, как шкура серебристой лисы.

Ночыо двадцать смертников были расстреляны.

XVI

Василий Тихоныч спустился на берег, к роднику. В камнях под косматой ветлой была сделана запруда и устроен маленький сруб с крышкой, как у колодцев. Василий Тихоныч поставил котелок на камень, откинул крышку садка, сунул руку в холодную проточную воду — в садке заметались, забились большие рыбы.

— Ну, ну, не шуметь!

Вытащив туго извивающуюся стерлядь, Василий Тихоныч взялся за нож. С вечерней реки донесло шум моторной лодки. Василий Тихоныч обернулся, увидел: лодка па полном ходу поворачивала к берегу, отваливая толстый пласт тяжелой холодносеребристой воды. На моторке — цветистый, трепещущий флажок.

— Тьфу! Житья нет на реке!

Моторка ткнулась в берег. Первым с нее соскочил небольшой кругленький офицер в пенсне, за ним трое солдат. Василий Тихоныч выронил из рук стерлядь,— получив свободу, она наделала такого шума в садке, что старик прослушал, что крикнул ему офицер. В растерянности Василий Тихоныч не знал, куда спрятать нож. Офицер, видно, повторил свой вопрос:

— Рыбачишь, старина?

Голос у офицера был приятный, мягкий, и смотрел он добродушно, улыбаясь. Василий Тихоныч только теперь увидел, что все военные без оружия. От сердца отлегло: видно, сошли они на берег только затем, чтобы покушать свежей рыбы,— всем известно гостеприимство рыбаков на Каме.

— Ну, как ловля?

— Идет малость,—заговорил облегченно Василий Тихоныч. т-Только ветра нынче, бури. Маета!

— Угостишь? — спросил Ней.— Заплатим.

— Милости просим...

— А хлеб есть?

— Найдется, ваше благородие. Добром люди просят — все найдется. У нас так.— Открыв крышку садка, Василий Тихоныч щедро предложил: — Может, сами желаете выбрать?

— О, одну минуту!

Капитан Ней и солдаты с радостью стали вылавливать стерлядей, а они вырывались,' били хвостами, обдавали брызгами.

— Покрупнее можно?

— Лови, лови!

— Еще?

— Лови еще!

Принимая стерлядей, Василий Тихоныч быстро разрезал им брюшко, обмакивал в воду и бросал в котел. Когда котел был достаточно наполнен, сказал:

— Ну, хватит, ваше благородие. Пошли.

— А чистить их? — спросил Ней.

— Я же вычистил!

— Позвольте, но ведь вы только разрезали их, а не чистили. Кишки надо...

— Чистить нельзя.

— То есть как?

Василию Тихонычу понравилось, что офицер не знает, как рыбаки варят стерляжью уху, и он развеселился:

— Нельзя, нельзя, ваше благородие, весь жир уйдет. А как мы варим — вот уха! Уж вы послушайте меня, я ее, слава богу, варивал...

Начали подниматься к землянке.

— Уха ухе рознь. Свари ее на воле — объеденье! — разговорился Василий Тихоныч.— У нас дед был... Бывало, достанет рыбы, так нет, чтобы дома сварить, нет! Сложит в котелок, пойдет на речку, разведет костер. Сварит, стало быть, уху по всем правилам и несет домой! Вот как!

...Уха удалась чудесная—жирная, чуть припахивающая дымком и луком. Капитан Ней и солдаты были в восторге. Василий Тихоныч то и дело, прижимая к груди каравай, отрезал гостям большие ломти хлеба, перед каждым положил листья лопуха для рыбы, настойчиво упрашивал^дочиста опорожнить котел. Он всячески старался угодить гостям.

— Вот незадача! — все вздыхал он.— Перцу нет, лаврового листу нет. А надо бы.

— С перцем еще бы лучше.

— Не говори!