Зарницы красного лета

— Молчи! — Напрягая последние силы, Долин навалился своей грудью на грудь Бельского.— Иван, ты, может, спасешься еще... Дай мне умереть хорошо! Дай мне хоть своей смертью... Это моя последняя просьба. Ты дал слово...

— Ну, долго там? — долетело из люка.

— Степан, пусти! — вырывался Бельский.

— Иван! — закричал, сдерживая голос и стон, Степан До-лип.— От всей... партии... приказываю! Слышишь?

Он поднялся и быстро пошел к люку.

— Опять канитель? — заорал Ягуков.

— Иду! — крикнул Долин.

Иван Бельский бросился вслед за Долиным, но у лестницы почему-то столпилось много смертников, и он не успел вовремя протолкаться. Долин поднялся на палубу, и люк захлопнули. Бее же Бельский поднялся по лестнице, начал бить кулаками в крышку люка, но солдаты уже были далеко.

...Степана Долина повели на корму. На ходу он застегнул пиджак на все пуговицы, оправил руками волосы, потуже натянул картуз. На корме к нему подошел Ягуков, заломил руки назад, связал их бечевой, и Долина оставили в покое. Солдаты толпились позади, о чем-то тихонько разговаривали. «Здорово затуманило»,— подумал Долин, осматривая реку. К нему подошла черная лохматая собака, осторожно понюхала сапоги, подняла острую морду, глаза ее светились зеленым светом... Долину вспомнился случай из детства. Однажды он пошел на реку — дело было в конце марта — и видит: около проруби ползает и повизгивает маленький черный щенок. Должно быть, кто-то утопил щенят в проруби, а этот случайно спасся. Степан схватил щенка, положил себе за пазуху, принес домой, отогрел, стал поить молоком. «Себе нет молока, а он щенят собирает да поит!» — ворчала мать и шлепала щепка, а Степан утешал его и сам плакал...

Подошел кто-то с фонарем. Долин быстро всмотрелся — и ахнул от изумления: перед ним стоял Серьга Мята, дальний родственник, проживавший верст за двадцать от Еловки.

— Это ты? — тихонько спросил Долин.— Ты?

— Обожди-ка... стой...— смутился Серьга Мята.

— Служишь? Своих убиваешь?

Рядом неожиданно оказался поручик Болотов.

— Замолчать! Без разговоров!

Долина подвели к борту.

— Большевик? — спросил Болотов.

— Конечно.

— Хм, «конечно»,— усмехнулся Болотов.— Пристрелить! Путаясь в полах шинели, подбежал Серьга Мята:

— Ваше благородие, обождите!..

— В чем дело?

— Ваше благородие, здесь ошибка...— заторопился Серьга Мята.— Это не Чугунов.

— Как не Чугунов?

— Нет... нет... Я его знаю. Это Степан Долин, из Еловки.

Болотов подошел ближе к Долину:

— Долин? Да? За друга вышел?

— Бем, тебе все равно!

— У, сволочь! — Бологое размахнулся и ударил Долина по уху. Тот откинулся, поскользнулся, сорвался за борт.— Подлецы! — Поручик задыхался.— Утонет?

— Так точно. Руки связаны.

Через мипуту Захар Ягуков зашел к поручику в каюту. Ошеломленный происшедшим, Бологое сидел и, стиснув зубы, перочинным ножом ковырял стол. Ягуков осторожно спросил:

— Господин поручик, вызывать?

— Стой, Захар! За кого он вышел?

— За Чугунова, ваше благородие!

— Это тот, которого не было в списках?

— Так точно.

— Ишь ты, друг... Хлопнуть его! Сейчас же!

Козырнув, Ягуков вышел из каюты.

...Иван Бельский не ушел с лестницы, и здесь — совершенно неожиданно — у него родился новый план. Правда, выполнив его, нельзя было рассчитывать на освобождение, но все же смертники могли прожить еще несколько дней. А там — что будет! И Бельский, поднявшись, негромко крикнул:

— Товарищи, сюда!

Только успел Бельский поведать смертникам свой план, к люку подошли солдаты. Бельский предупредил друзей:

— Тише! Все делаю я.

Люк открыли:

— Чугунов!

Из трюма кто-то ответил:

— Он хворый, пе может идти.

— Пусть на карачках ползет, сволочь! Ну?

В трюме — тишина.

— Я сейчас,— слабым голосом отозвался Бельский.

Он стал медленно карабкаться по лестнице: часто останавливался, отдыхал, охал... На него кричали. Один солдат, не вытерпев, спустился в люк, перекинул в левую руку винтовку, а правой начал нащупывать Бельского, чтобы поднять его за ворот. Но в тот же момент Бельский схватил солдата за ноги, дернул, и они вместе покатились вниз по лестпице. Со всех сторон к ним бросились с криками смертники. Они потащили солдата в глубину трюма, а Бельский, щелкнув затвором винтовки, закричал тем, что метались у люка:

— А ну, гады, кто следующий? — В азарте он кинулся на лестницу, но люк быстро захлопнули, и звонко тренькнула пружина замка. Бельский злобно тряхнул винтовкой: — Попробуйте теперь! Суньтесь, гады!

Через минуту обо всем узнал поручик Болотов. Побледнев, он вскочил, выхватил наган, но не смог даже закричать на солдат. Держа в руке наган, прошелся по каюте, остановился у стола, заговорил тихонько:

— Так. Нализались. Залили глаза.— Голова его вздрагивала.— Под суд! Всех!

Захар Ягуков поднял глаза, думая заговорить. Болотов вдруг крикнул, как хлестнул бичом:

— Молчать! — И стал прятать наган.— Что ж, пусть подыхают с голоду.

XX

Солдаты, помрачнев, разбрелись по каютам.