– А кто же, «досточтимый» Шархан, ваш бог? – сквозь закрытые и окровавленные губы презрительно улыбнулся Хасан.
– А наш бог – самый умный, самый мудрый! – расхохотался Шархан. – Он настоящий демократ! Он не признает никаких пророков, священных мест, священных деревьев. Он дает возможность говорить с ним напрямую…. Даже, – хитро прищуренным взглядом обвел своих друзей, – сколько в тебе лезет водки, столько пить разрешает! А самое главное, – раскрыв лошадиную пасть с грязными, широкими и кривыми зубами, раскатисто рассмеялся, – разрешает иметь много жен!
– Раззява, прикрой свою лошадиную пасть, а то поднявшийся ветер все искры от костра туда занесет! – сквозь зубы процедил Артист.
– Шархан, – Хасан, собрав все усилия, тяжело присел на пенек, – я вижу в тебе ту глупую скотину, которая у чужой кормушки слепо жует жвачку и жиреет. Ты – копия тех сотен, тысячи нечестивцев, которые жили до тебя и живут при тебе, связанные друг с другом раковыми клетками. В тебе я вижу сатану, который в жизни знает только одну ярость и ею насыщается. Тебя увлекают лишь грязные деньги, пролитая чужая кровь, сытная еда за чужой счет и …
– И… Да, да… чистоплюй, – загоготал Шархан, – много, очень много женщин!
– Вот ты даешь, Волкодав! – захрюкал Пеликан, – одним метким словом заткнул за пояс ученого-арабиста!..
– Шархан? – обратился Хасан к своему кровному врагу. – Опускаясь в болото плотских наслаждений, накапливая богатства, ты думаешь, что идешь к высвобождению от оков нищеты, к свободе и возрождению? Чушь, наоборот, ты все дальше и дальше втягиваешься в кабалу своих животных наслаждений и духовной нищеты, – осиливая боль в разбитых губах и на распухшем языке, продолжал Хасан. – Ты сатана, Шархан! Он тобою, слепым теленком, правил и правит! Раз думаешь, отступив от Бога, ты освободился себя от обязательств перед обществом, человечеством? Чушь! Ты думаешь, что раз заключил союз с сатаной, то вместе будете управлять миром?! Будете держать людей на привязи, как рабов, как скот?! Да, у тебя есть одна страсть – быть скотом!
Скот рождается, чтобы жить по-скотски, и он никогда не будет свободным. И ты никогда не научишься быть свободным, потому что смысл твоей жизни – жиреть на ворованных харчах. Тебя к себе даже Аллах не призовет, даже ад к себе близко не подпустит! Между человеком и адом, между человеком и небом находится только жизнь, самая нежная и хрупкая вещь на свете. А между тобою и небом, между тобою и адом – пустота. Это твое пристанище, это твое наказание!
– А ты, длиннорясый, отречешься от своего Аллаха и будешь служить мне, когда я окажусь между тобой и адом, между тобой и небом!
– Нет, этого никогда не будет! Аллах велик и Мухаммад его пророк! – простонал Хасан.
– Будешь, будешь, факир! Еще как будешь! – заорал Шархан.
– Пошел вон, скот! – плюнул ему в лицо Хасан.
– Ах ты, чистоплюй! – Шархан ребром ладони ударил по его носу. – Ты будешь у меня еще плеваться?!
Из носа Хасана ударила струя крови, и он упал как подкошенный.
– Сейчас тебе открою один секрет, факир. Это мы украли твою жену. Это мы держали ее на заброшенных кошарах под Урцмидагом! – брюзжа слюной, свирепея, выкрикивал Шархан. – Это я, Шархан, ее обесчестил! Я, я, я!.. – теряя самообладание, ногами бил обмякшее тело Хасана. – И, обесчещенная, она повесилась!.. Хаха-ха! – затрясся в нервных конвульсиях выпученный живот Шархана. – Ты тоже скоро пойдешь к ней! – в ярости кричал Шархан.
– А я все думал, где слышал эти голоса посланцев Преисподней Мира?! Ты, зверь, Шах-Заду не убил, а всего лишь помог слететь в один из своих дворцов за своими воинами. Ты, вурдалак, не понял, что через нее к себе скоро призовешь всех чертей с ада! Дрожи, она скоро возвратится из параллельного мира принцессой Заррой, принцессой Очи Балой, царицей Саидой. Она тебя затолкнет в такой кипучий котел, что будешь умолять своего бога, чтобы он как можно скорей к себе забрал себя… – теряя сознание, прошептал Хасан.
– Братцы, зачем мы с этим имамом так долго нянчимся? Давайте отсечем ему палец, как это делают на Ближнем Востоке с ворами, – вдруг пришло на ум Пеликану.
– Жену его украли мы… – Артист не понял его намека.
– А он украл наших волчат, – не уступал Пеликан.
– Волчат? Да… Тогда ему отсечем руку, – в мутных глазах Артиста загорелась жгучая искра.
– Давайте отсечем ему голову, отсеченная голова нигде не заговорит! – взялся за тесак Шархан.
– Великая книга Возмездия гласит: «Не бойся смерти, никто не умирает дважды», – Хасан улыбнулся одними глазами.
– Артист, я же говорил, нельзя давать пощады этой гремучей змее! – закипел Шархан.
Артист жестом руки приостановил его:
– Успокойся, Волкодав, всему свое время… Смотрите, каков упырь, а?! Он гнется, как сталь, не ломается!
Артист рывком приподнял Хасана за шиворот, вдыхая дурные запахи ему в рот. Он придвинул свое лицо вплотную к лицу Хасана. Глаза вспыхнули, как угли, своим крючковатым носом уткнулся ему в лицо, прошипел с хрипотцой.