Зарубежный криминальный роман

— Вы сказали все, что хотели? — Да будьте вы благоразумны,— устало проговорил Швоб.— Мы оставим вам два миллиона, которые свалились вам с неба, и вы больше не услышите о нас. Я иду вам навстречу. Если же вы предпочитаете оставить все для себя, у вас не будет времени этим воспользоваться, так как очень скоро окажетесь в ящике под полутораметровым слоем земли. Вы еще молоды, вас ждет долгая жизнь. Подумайте хорошенько! — Вы мне не мешаете,— сказал Шап, вставая, но когда вам заблагорассудится удалиться, я не стану вас удерживать. 364

Швоб казался раздосадованным. Он тоже поднялся, застегнул пиджак.

— Будьте любезны продумать все обстоятельства и принять разумное решение до завтрашнего вечера. В противном случае по истечении этого срока, вас ожидают неприятности. Пьеро Рагонден покашлял прежде чем войти в кухню, он улыбался и протирал руки замасленной ветошью.

— Чего тебе? — спросил старый Рагонден с вызовом.

— Чего мне? Я тебе мешаю? Я пришел выпить перно, надеюсь, я в своем праве. Я хотел сказать Жану, что с завтрашнего дня я буду ночевать вместе с ним.

— Ты хочешь спать здесь? — Да, здесь, и ты мне это не запретишь. (Он смягчил тон.) Иногда вы разговариваете слишком громко, я все слышал (он повернулся к Шапу). Лучше мне ночевать у тебя. Извини за то, что я наговорил тогда за ужином, я ведь не знал.

— Я не сержусь,— отвечал уныло Шап.

— Ты смазал грузовик? — Да, я смазал грузовик! Ты думаешь, что можешь разговаривать со мной как с маленьким? И нечего переводить разговор на другую тему! — Садитесь наконец,— пригласил Шап.— Сейчас я принесу бутылку. Он сходил за бутылкой перно и графином воды, поставил на стол три больших стакана, и каждый налил себе, сколько хотел.

— Ну,— обратился Шап к Пьеро,— что тебя волнует? — Лучше тебе не оставаться одному в доме. Они на все способны. И их трое, а ты один, не считая девицы. С тобой одним они могут справиться, но вдвоем мы их живо отвадим. Шап молча покачал головой. Не зная, что ответить, старый Рагонден достал кисет. 365

— Я прав,— убеждал Пьеро,— подумайте хорошенько и увидите, что я прав.

— Может, ты и прав, но я не допущу, чтобы ты подвергался опасности, это было бы слишком подло, поставь себя на мое место.

— Что скажет старшее поколение? — Что я скажу? Это я приду с ним ночевать, вот что я скажу.

— Нет, если ты это сделаешь, мама сразу заметит. Не стоит посвящать в это дело все семейство. А так она ничего не заподозрит. Я справлюсь не хуже тебя.

— Не смеши меня,— саркастически уронил отец. Сын пожал плечами.

— Он силен,— обратился Пьеро к Шапу,— силен. Таких уже теперь не делают.

— Я и сейчас мог бы проучить тебя, молодой человек,— напыжился Рагонден.

— Ох! Да перестаньте вы беспрерывно ссориться! Вы оба силачи. Пожалуй, я предпочту остаться в одиночестве.

— Ты нам не доверяешь. Шап сделал протестующий жест.

— С завтрашнего вечера Пьеро будет ночевать у тебя. Я предпочел бы сам прийти, у мальчика маловато рассудительности, но это лучше, чем ничего. Шап переводил взгляд с одного на другого, качая головой. Они смеялись и через стол гулко хлопали его по спине.

IX

Чтобы завоевать симпатию и уважение хозяйки пансиона, Жерому Шевиньо потребовался месяц. Как и многие пожилые люди, мадам Блан была недоверчива и в то же время по-детски наивна. Жером был единственным жильцом, и все заботы доставались ему. Завтракал он дома, а обедал и ужинал, как правило, в ресторане на улице Галанд. Однако, желая завязать дружеские отношения со

своим жильцом, по воскресеньям мадам Блан приглашала его пообедать с ней и с ее племянницей. Этот достойный пятидесятилетний господин, тихий и скромный, склонный к семейным радостям, весьма ценил воскресные встречи. По утрам он читал газету в Люксембургском саду. Затем заходил в кондитерскую и к цветочнику. Его любезность создавала особую атмосферу сердечности. Беседа Жерома разнообразила обед. Чувствовалось, что перед вами человек образованный, много повидавший, по всей вероятности переживший разочарования, но безусловно добрый.

— Нам досталась жемчужина,— отзывалась о нем мадам Блан. Он сконфуженно улыбался и отводил рукой комплимент. Однако он наслаждался обретенным счастьем как человек, долго лишенный тихих радостей. И действительно, никогда он не знал такой радости, пока не перебрался в дом 30-с по улице Жан-де-Бовэ.

— Как немного надо, чтобы изменить судьбу человека,— нежно говорил он. Вполне достаточно оказалось смены имени. Жером Шевиньо с удовлетворением произносил свое простое и честное имя. Пока он был Скополотрони, тысячи превратностей отравляли его существование; будучи Шевиньо, он видел перед собой лишь ясный и простой жизненный путь, почетное и безбедное существование. Иногда, нежась в своей постели в лучах бледного февральского солнца, он вспоминал о Шапе.