Защита жертв преступлений

Уголовный процесс дореформенного времени (советский период) был ориентирован на установление объективной истины в характере отношений обвиняемого и потерпевшего, складывавшихся до и во время совершения преступления. Это требовало строгого следования принципу полноты, всесторонности и объективности исследования всех обстоятельств дела, имеющих отношение к преступлению. Этот принцип в равной мере программировал деятельность и органов расследования и суда, обеспечивая защиту подозреваемого (обвиняемого) от неосновательных обвинений и интересы потерпевшего при определении характера и размеров причиненного ему ущерба и способов его реального возмещения. Доктрина процесса не отделяла от функции расследования и обвинения функцию защиты и юридической помощи обвиняемому и потерпевшему. И следователю и суду вменялось в обязанность установление обстоятельств, как изобличающих, так и оправдывающих обвиняемого, независимо от участия профессионального защитника. И потерпевший мог считать защищенными свои интересы независимо от собственной процессуальной активности и участия профессионального представителя. Это была патерналистская концепция процесса, и так было, по крайней мере, в идеале.

Теория судебного доказывания отражала (возможно, и предвосхищала) эту позицию законодателя. Суд относился к субъектам обязанности доказывания[173]. Он «активно и самостоятельно собирает, проверяет и оценивает всю совокупность доказательств. Это составляет публично-правовую обязанность суда, гарантированную соблюдением ряда процессуальных правил»[174]. Подчеркивалось также, что невыполнение защитником обязанностей по установлению оправдывающих подзащитного обстоятельств либо смягчающих его ответственность, не может вести к ухудшению положения обвиняемого (соответственно и потерпевшего), ибо на защите его интересов стоит следователь, прокурор, суд. «Наблюдение за надлежащим выполнением обязанности доказывания защитником входит в процессуальную компетенцию следователя и суда»[175]. Что же касается потерпевшего, то обеспечение его прав и интересов как бы соединялось с обоснованием обвинения, на что была направлена деятельность следственных органов, государственного обвинителя и суда.

Отсутствие строгости и чистоты в размежевании процессуальных функций имело тот смысл, что даже и при отсутствии в процессе профессиональных защитников и представителей не должно было отрицательно сказываться на положении обвиняемого и потерпевшего – их права и интересы охранялись должностными лицами правоохранительных органов и суда. Можно предположить, что такая конструкция процесса не только отражала всеобъемлющую роль государства, поставившего в зависимость от своей опеки (чаще декларируемой, чем действительной) граждан страны, – это могло быть связано со слабостью институтов юридической помощи населению (адвокатуры, в частности) и всеобщей бедностью, затрудняющей пользование профессиональными услугами юристов. Не идеализируя УПК РСФСР 1960 г., мы отмечаем лишь некоторые его особенности, ориентированные в равной мере на защиту прав и обвиняемого и жертвы: ориентацию на установление истины, на объективность и справедливость, на формирование уважения к закону и нравственности.

Концептуальные изменения уголовного судопроизводства в реформах конца XX и начала XXI связаны с реализацией законодателем принципа состязательности англо-американского образца. Согласно УПК РФ должностные лица органов уголовного преследования (прокурор, следователь, начальник следственного отдела, орган дознания, дознаватель) безоговорочно отнесены к стороне обвинения. Это значит, что они выполняют одностороннюю функцию и освобождены от обязанности в ходе расследования устанавливать обстоятельства, свидетельствующие в пользу обвиняемого. На их стороне, т. е. стороне обвинения, потерпевший. Но это вовсе не означает, что защита интересов потерпевшего входит в круг обязанностей названных должностных лиц. В этом нетрудно убедиться, ознакомившись со статьями УПК РФ, определяющими их полномочия (ст., ст, 37–41). Потерпевший для них не более чем источник информации о преступлении, т. е., по сути, – свидетель обвинения.