Защитник

Несмотря на то что Эбба привыкла к немудрящему, порой жестокому полицейскому юмору, при мысли о том, что Джорджио Моретти, возможно, изнасиловал мальчика, когда она стояла снаружи и ничего не делала, ей опять стало тошно. Вчера вечером она даже не смогла допить бутылку просекко от расстройства. А еще Эббу мучило осознание поражения: она слишком сильно волновалась из-за провала в памяти после новогодней вечеринки, а потому снова начала пить. Беспокойство по-прежнему окутывает ее, как невидимое одеяло, и она непрерывно потеет, хотя уже сняла куртку и положила ее себе на колени. Она что есть силы вцепляется в ткань, пытаясь собраться. Сейчас они просто быстро поговорят с врачом, и она снова сможет сесть в машину, заехать в винный магазин и купить то единственное средство, которое гарантированно ее успокаивает.

Через десять минут им разрешают зайти в смотровую к Мартину Лунду. С точки зрения Эббы, он не похож на врача, выглядит скорее как хипстер, владеющий собственной мини-пивоварней. Может быть, это из-за татуированных предплечий, которые видно из-под закатанных рукавов белого халата, или из-за волос, которые он завязал в высокий хвост. Мартин садится в офисное кресло за столом, откидывается назад, складывает руки домиком и равномерно постукивает друг о друга кончиками пальцев.

– Я слышал, что вы хотели поговорить о Дугласе Моретти. С ним что-нибудь случилось?

– Почему вы так подумали? – спрашивает Эбба.

Бородатое лицо Мартина Лунда приобретает смиренное выражение.

– Если полиция хочет поговорить о пациенте, я предполагаю, что речь идет не о воровстве в магазине, а что касается Дугласа, то я уже давно беспокоюсь о нем. Так что, если вы расскажете мне то, что знаете вы, я расскажу вам то, что знаю я.

Строго по делу. Никакой болтовни о конфиденциальности и неприкосновенности частной жизни пациента. Он уже нравится Эббе, хоть и выглядит как хипстер.

– Мы подозреваем, что дома с ним происходит что-то плохое, – говорит она. – У нас нет никаких доказательств этого, только некоторые признаки. Поэтому расскажите нам о ране на руке. Он говорит, что это ссадина, которая никак не заживает.

– Ссадина. – Мартин Лунд качает головой. – Это не так. Я подозреваю, что это ожог, который он сам себе нанес свечой, зажигалкой или чем-то подобным. После этого он еще несколько раз травмировал себя. Это деструктивное поведение напрямую связано с его психологическим состоянием. Дугласу плохо, и я советовал его родителям обратиться к детскому психиатру, но они и слышать об этом не хотят.

Прежде чем Эбба задает вопрос, она бросает взгляд на Саймона:

– Они не объясняют почему?

– Нет, но у меня сложилось впечатление, что отец считает, будто психиатрия – это полная ерунда. Мать, напротив, более восприимчива. Она была бы не против получить помощь, но, если вы хотите узнать мое мнение, похоже, в этой семье все решения принимает отец.

– Вы когда-нибудь говорили с Дугласом наедине?

– Нет, один из родителей всегда был рядом. Но в любом случае подросток редко может раскрыться перед незнакомцем, для этого требуется профессиональный разговор с психологом или с кем-то, кому он действительно доверяет.

– У вас есть соображения по поводу того, что именно его тяготит?

Мартин Лунд включает экран компьютера и просматривает документ:

– Судя по карте, он обращался за помощью с похожей травмой два года назад, и если учесть то, что только что произошло в их семье, трудно не начать пристальнее к ним приглядываться. В целом же я не хочу заниматься спекуляциями, повлиять на подростка могло что угодно, детей сегодня легко выбить из колеи. – Он снова поворачивается лицом к Эббе и Саймону. – Но за его поведением определенно стоит какая-то психологическая травма.

– А что бы вы предположили?

– Я никогда не высказываю догадки. Вам решать. Наверное, поэтому вы и пришли сюда.

– Верно, – говорит Эбба, которая надеялась получить бронебойную версию, полностью согласовывающуюся с ее собственной.

Понятно, есть вещи, в которых не хочется обвинять человека, не имея на то веских причин, так же, кажется, думает и Мартин Лунд. И, как он сказал, деструктивное поведение Дугласа могло появиться из-за чего угодно.

Но в этом конкретном случае Эбба располагает большим объемом информации, чем врач Дугласа. Джорджио Моретти пошел на свидание вслепую с дочерью незадолго до ее убийства, девушка состояла в группе, помогающей жертвам сексуализированного насилия в семье, а Николас очень беспокоится за своего младшего брата. Эбба понимает, что ей нужно поговорить с кем-то, кто близко общается с Дугласом, с кем-то, кто встречается с ним каждый день и кто должен был заметить, как он себя чувствует.

– Его учитель, – говорит Эбба Саймону, когда они, поблагодарив Мартина Лунда за помощь, направляются к своим машинам. – Нам нужно поговорить с учителем Дугласа.

– В какую школу он ходит?

– Я не знаю, но это несложно выяснить. В крайнем случае спросим у Николаса.

Она достает мобильный из кармана, печатает имя Дугласа, слова «школа» и «Лидингё» в поле поиска. Ждет, пока загрузятся варианты.