Защитник

Эбба проводит кончиком указательного пальца по запыленной оконной раме, оставляя на ней замысловатый узор. Если учесть, насколько Николас погружен в себя, у нее нет больших надежд добиться от него вразумительного рассказа, особенно если речь идет о чем-то настолько чувствительном. Но дома в чаше на комоде у нее есть то, что ему нужно, пакетик, который она пока не выбросила. Как говорила Ангела после того инцидента, когда на них напала мать Оливера, нужно создать у своего клиента чувство «мы против них».

– Он сегодня встречается с психиатром, чтобы пройти освидетельствование по параграфу семь, – кричит Эбба вслед Саймону, который отпустил ее и пошел вниз по лестнице. – Я пойду в приемник и поговорю с ним после этого.

Глава сороковая

Когда Николас входит в комнату для посещений, навстречу ему поднимается женщина-блондинка. Его поражает то, насколько просто может выглядеть психиатр. Джинсы и черная кожаная куртка. У нее длинные и вьющиеся волосы с рваной челкой, слегка небрежной, как это бывает у женщин среднего возраста, когда они отказываются признавать, что им не стоит носить ту же прическу, что и тридцать лет назад.

– Кристина Тор, главный врач Государственного управления судебной медицины.

Когда Николас пожимает ей руку, он чувствует себя более слабым и уязвимым, чем когда-либо, как будто еще до начала разговора она разглядела его насквозь своими внимательными голубыми глазами.

Интересно, она на самом деле может увидеть, что он сделал? Кто он на самом деле?

Он прячет взгляд, садится в зеленое деревянное кресло, на которое ему указывает врач, а она устраивается наискосок от него. Между ними стоит столик с графином и двумя стаканами. Николас наливает себе воды, медленно пьет… Руки у него дрожат так, что стакан буквально ходуном ходит. Он пытается оттянуть начало разговора. Николас не хочет находиться здесь, не хочет, чтобы его расспрашивал психиатр, который будет изучать его жизнь. Ограниченное психиатрическое освидетельствование… или как там это называется. Как будто он психически болен. Про себя он презрительно фыркает. А может, так оно и есть. Должно быть, после всего того дерьма, через которое ему пришлось пройти, он получил травму на всю оставшуюся жизнь.

Госпожа Тор начинает с менее значимых вещей, объясняет, что разговор продлится около часа, после чего она напишет справку в районный суд, в которой будет указано, требуется ли более тщательное обследование, так называемая судебно-психиатрическая экспертиза.

Николас ставит стакан на место, указательным пальцем скользит по царапине в деревянном подлокотнике. Напоминает сам себе о тактике поведения, которую заранее выбрал: не наговорить лишнего, но все же сказать достаточно, чтобы она была довольна.

– Начнем с ночи, когда была убита ваша сестра. Во время допросов вы заявили, что заснули у нее на коленях, вырубились, а затем проснулись весь в ее крови. Это правда?

– Да.

– Часто ли у вас возникают такие провалы в памяти?

Николас останавливает взгляд на губах доктора. Затем смотрит на нее, но не видит. Проклинает себя из-за тех желтых таблеток, которые принял вместе с сестрой. Он думал, что это бензодиазепины, в крайнем случае рогипнол. Но это оказался МДПВ. Наркотик для каннибалов. А еще его называют обезьяньей пылью, солью для ванн… Да каких только названий нет. И он слишком хорошо знает, что люди от него слетают с катушек. Реально. Нет, они не начинают верить, будто стали самыми счастливыми и красивыми в мире. У них на самом деле сносит крышу: они прыгают с балконов, отрезают себе части тела, которые, как им кажется, были отравлены, видят вокруг себя лица, искаженные до неузнаваемости. Сам он был на «Титанике», когда тот тонул. Но что случилось потом? Что произошло с момента, когда пароход перевернулся, до того, как он проснулся на коленях у сестры?

– На самом деле я бы не стал называть это провалом в памяти, – говорит Николас как можно более спокойно. – Я заснул, а потом, должно быть, очень крепко спал под влиянием веществ, которые мы приняли.

– Я понимаю. Расскажите, пожалуйста, о том, как вы впервые попробовали наркотики. Сколько вам было лет и как они у вас появились?

– Это было на вечеринке, я думаю, мне было лет двадцать или около того. Там был парень, у которого был кокаин, и я попробовал.

– Когда вам было двадцать? Это был разгар вашей футбольной карьеры.

Жар в груди. Воспоминание о том, как разозлился отец из-за того, что на следующий день Николас пришел на матч с похмелья, как угрожал выгнать его из команды.

– Да, – отвечает он. – Но тогда я только попробовал. Потом прошло много лет, прежде чем я снова что-то принял. Это случилось, когда я вернулся домой из России.

– И если я правильно прочитала в вашем досье, после работы в России вы перестали играть в футбол. Это правда? – Да.

– Каково это было – снова вернуться домой в Швецию и внезапно перестать играть в футбол? Чем вы занимались?

– Это было довольно сложно, у меня, конечно, были деньги, но я переживал. Мне казалось, что я везде не на своем месте.