Защитник

– Хорошо. Но я считаю, что без судебно-психиатрической экспертизы не обойтись. Есть много вопросов, связанных с его воспитанием и факторами, лежащими в основе его зависимостей.

– Так вы запросите судебно-психиатрическую экспертизу?

– Да. Я подозреваю, что он страдает хронической диссоциацией и пережил какую-то травму, которую не может преодолеть.

– В детстве? – уточняет Эбба.

– Пока рано об этом говорить. Но ясно, что он пытается отгородиться от чего-то, что случилось в прошлом. – Кристина Тор смотрит на свои наручные часы, давая понять, что разговор окончен.

И тогда Эбба задает еще один вопрос:

– Вы имеете в виду, он что-то в себе подавляет?

Кристина Тор поднимает взгляд от часов:

– Если говорить простыми словами, то он осознает травму, но так сильно избегает мыслей о ней, что иногда думает, будто речь идет о ком-то другом. Но, как я уже сказала, для постановки диагноза требуется гораздо более тщательное обследование. Это всего лишь моя первая поверхностная оценка.

– Спасибо, – говорит Эбба, и врач уходит по своим делам.

Она входит к Николасу, снимает пальто и вешает его на подлокотник свободного кресла. Он не обращает на нее внимания, просто апатично смотрит перед собой.

Эбба садится и пытается нащупать линию разговора:

– Снаружи я встретила психиатра. Кажется, все прошло хорошо.

Она сжимает и разжимает руки, хочет поскорее убраться отсюда. В компании Николаса Эбба сегодня чувствует себя неуютно. Он крепко сжимает челюсти и раскачивается взад и вперед, кажется, не может усидеть на месте.

– Я разговаривала с вашей бывшей учительницей, Моникой Хаммаргрен. Она рассказала мне об инциденте, когда вы набросились на сестру и принялись душить ее. Вы помните этот эпизод?

Николас, кажется, слегка заинтересовался.

– Что тогда произошло? – давит Эбба.

Что-то мерцает в пустом взгляде Николаса, кажется, он ведет диалог сам с собой о том, должен ли что-то рассказать или нет.

– Она никак не могла заткнуться, – произносит он наконец.

Во рту Эббы появляется кислый вкус:

– О чем же она болтала?

– Я не помню.

– Что случилось в квартире? Ясмина сказала что-то такое, чего нельзя было говорить?

Слишком поздно. Эбба осознает, что только что намекнула на то, что убийца – Николас. Но что самое страшное – Николас на это не реагирует.

– Наверное, – соглашается он. – Она все время трындела.

Эбба сглатывает кислую слюну, наливает стакан воды и пьет. Хочет немедленно уйти отсюда, но она должна еще спросить Николаса об отце, узнать, правда ли то, что она подозревает. Что он насиловал и Николаса.

– Дуглас наносит себе повреждения, – говорит она. – Я говорила с лечащим врачом, и он подозревает, что Дугласу плохо, что у него развилось деструктивное поведение. И поскольку вполне вероятно, что Ясмина подверглась сексуализированному насилию со стороны члена семьи, вполне возможно, что с Дугласом это тоже происходит.

Николас закрывает глаза. Боже, какой идиот! Плевать он хотел на младшего брата, лишь бы только не говорить о том, о чем он не хочет говорить.

– Это ваш отец…

Николас медленно открывает глаза, и теперь его взгляд больше не пустой, он смотрит на нее яростно, дико, как будто готов вот-вот наброситься.

Эбба бросает взгляд на дверь, гадая, есть ли поблизости дежурный. И все равно она не сдается и спрашивает прямо:

– Джорджио использовал вас и Ясмину? В таком случае вы должны сказать об этом. Отчасти ради расследования, отчасти ради брата. Он может стать новой жертвой.

У Николаса побелели костяшки пальцев, и Эбба снова смотрит на дверь, но не для того, чтобы позвать на помощь.

Вместо этого она засовывает руку в вырез свитера и выуживает пакетик с красной молнией:

– Это вам. Но вы это получите, только если расскажете мне что-нибудь стоящее. Расскажите мне об отце.

Николас не отвечает.

– Позавчера на футбольном матче я видела его с мальчиком, они зашли вдвоем в кладовку. Я не знаю, что там произошло, но боюсь, он изнасилует еще кого-нибудь. Если вы расскажете то, что знаете, его можно остановить.

Николас наклоняется вперед, не сводя глаз с пакетика. Затем произносит:

– Ясмине предсказали, что один из нас умрет до того, как нам исполнится тридцать.

Разочарование разливается по телу Эббы.

– О чем вы говорите? Хватит нести ерунду. Вы хотите получить кокаин или нет?

– Я знаю, это звучит дико, но гадалка предсказала ей, что один из нас умрет, и вот это случилось. Что тут непонятно?

Эбба обдумывает смысл сказанного. Она совершенно не верит в экстрасенсов и прочую мистическую чушь. При этом она все равно не может просто отмахнуться слов Николаса. Ясмину убили незадолго до полуночи в день ее рождения, и если и есть что-то, чему она научилась за годы работы в полиции, так это никогда не верить в сов падения.

– Кто ей это предсказал? – спрашивает она.

– Думаю, какая-то ведьма из Броммы.

– Сбылось ли еще что-нибудь?

– Не знаю.

Стук в дверь напоминает Эббе о пакетике, который она все еще сжимает в руке. Инстинктивно она бросает пакетик в Николаса, который пытается его поймать. Но как в замедленной съемке, она видит, как пакетик отскакивает от его груди, скользит по футболке и падает на пол.