Защитник

– Именно в этот период вы опять столкнулись с наркотиками?

– Да, вроде того.

– А потом начали играть в покер, делать ставки на скачках. Каково это?

Он поднимает взгляд и впервые смотрит доктору прямо в глаза:

– Было весело, но только в начале. Я снова почувствовал себя живым, но потом все пошло наперекосяк.

– Да, я так поняла, что вы потеряли все, что заработали за футбольную карьеру. Как вы думаете, почему вы попали в такую ситуацию?

– Просто так получилось, – пожал плечами Николас.

– Но как вы себя чувствовали?

– Я не знаю. Может, был в панике. Но иногда меня посещало чувство, что все происходит как будто не со мной, как будто все было не по-настоящему.

– Можете немного пояснить эту мысль?

Николас вертится на месте, не знает, как объяснить. А понимает ли он это сам?

– Взять, к примеру, футбол, – говорит он наконец, потирая руки. – Когда ты на вершине, трудно осознать, что ты на самом деле один из лучших футболистов Швеции. Ты живешь как будто в вакууме. Так было и с азартными играми, я просто в них погрузился с головой.

– Вам всегда нравилось играть в футбол?

– Я вырос с этим и не знаю, как может быть по-другому.

– А каково это – иметь в качестве тренера собственного отца?

– По крайней мере, это практично.

– Вы чувствовали, что он относился к вам иначе, потому что вы были его сыном?

– Может быть, иногда. Он мог кричать на меня так, как никогда бы не накричал ни на кого другого. Но ничего серьезного в этом не было. Я тогда был таким же, как все.

Николас снова тянется к стакану, полностью концентрируясь на воде, которую пьет. Не хочет думать об отце, не хочет, чтобы ему напоминали о тех тридцати минутах до и после тренировки, когда он никогда не знал, что ему скажут. Иногда он просто невидящим взглядом смотрел в лобовое стекло, мечтая лишь об одном – скорее доехать до дому.

Госпожа Тор кладет ногу на ногу, слегка наклоняется вперед и кладет руки на колено:

– А как вы разговаривали? О чем?

– Да не знаю… обо всем. Он же мой отец, с родителями всегда говоришь иначе, чем с остальными.

– Вы имеете в виду, что разговаривали о вещах, о которых не стали бы говорить кому-то еще?

– Вроде того.

– Вы любите своего отца?

К щекам Николаса приливает жар, на задворках сознания слышится слабый писк, который все приближается и приближается, и вскоре у него невыносимо шумит в ушах. Это случается уже второй раз. Шум. Осознание невозможности побега, ощущение, что сейчас все взлетит в воздух. Есть вещи, о которых он не хочет говорить, и они никогда не должны выплыть наружу.

Тем не менее госпожа Тор упрямо продолжает копаться в его душе, погружаясь все глубже и глубже:

– Ваша мать умерла, когда вам было восемь лет.

Николас несколько раз моргает, понимая, что она сменила тему.

– Расскажите мне что-нибудь о ней, что вы помните, первое, что придет в голову.

Николас открывает рот, смотрит на доктора, и в это время шум постепенно стихает.

– Она часто пекла мне блины после школы и всегда была в хорошем настроении. Мы любили играть в «Монополию» часами напролет, Ясмина тоже.

– О чем вы думали, когда ваш отец женился во второй раз и у вас появилась мачеха?

– Это было нормально. Папа снова был счастлив.

– Но что подумали вы?

– Что все идет своим чередом.

– Что Вера стала значить для вас? Я имею в виду, когда в семье появляется новый человек, это всегда приносит с собой определенные изменения.

– Конечно, но меня их отношения мало интересовали.

Николас снова останавливает взгляд на губах психиатра, наблюдая за тонкими морщинками, появляющимися в уголках рта всякий раз, когда госпожа Тор начинает говорить.

– Как это?

– Я занимался своими делами, друзьями, футболом…

– Понимаю. У вас с мачехой были хорошие отношения?

Он снова неопределенно пожимает плечами:

– Хорошие.

– Что вы подумали, когда у вас родился брат? У вас большая разница в возрасте с Дугласом.

Николасу интересно, чего она ожидает услышать. Сможет ли кто-нибудь признать, что ненавидит собственных брата или сестру? Потому что именно это чувствовал Николас вначале – чистую, незамутненную ненависть. Он не хотел видеть Дугласа, держать его на руках, находиться рядом, когда Вера и отец нянчились с ним. Но время шло, и Дуглас приобрел для него огромное значение.

– Вера моложе отца, поэтому для них было совершенно нормально завести общих детей, – говорит он и надеется, что психиатр больше не будет копаться в его чувствах к младшему брату.

– Вы были счастливы?

Вздох:

– Это да.

– Вы часто встречаетесь с братом?

– Иногда.

– Что вы делаете?

– Ходим куда-нибудь перекусить в центре города.

– Он играет в футбол, как и вы. Вы часто ходите на его матчи?

Николасу кажется, что в его животе копается огромная рука, хватает его за кишки и выворачивает их наружу. Чертова ведьма! Она же знает, что Николас никогда не ходит на матчи брата, наверняка читала об этом в какой-нибудь газете. И эта дрянь совершенно точно догадывается почему.

– Нет, не хожу, – говорит он как можно спокойнее.

– Почему?

Николас сжимает губы, кусает их.

– Я заметила, что вам трудно говорить о брате. Что-нибудь случилось между вами и Дугласом, что испортило ваши отношения?