Конечно же я много раз представляла себе, как могла бы играть со своей дочкой, как могла бы укладывать ее спать, как могла бы учить ее делать первые шаги, даже петь ей колыбельные, даже с моим ужасным слухом и отсутствием даже минимальных вокальных данных. Я могла бы отдать ей почти всю себя. Я очень этого хотела. И мы могли бы вот так же вместе валяться под одеялом прежде, чем уснуть.
А сейчас… сейчас мы просто нуждаемся друг в друге - я, неумеха, не знающая ни местных обычаев. Ни местных традиций, и эта испуганная, но все равно храбрая малышка. Она ведь могла расплакаться, поднять крик, когда. Наконец, увидела родную мать, но вместо этого собралась и ведет себя как стойкий оловянный солдатик.
Так что еще не ясно, кто сильнее.
— Спой мне, пожалуйста, - шепчет на ухо Амелия. - Потихоньку.
— Только чур потом никому не рассказывать, что у твоей мамы плохой голос и вообще она не умеет петь, - отвечаю полушуткой.
А вдруг у настоящей Изабеллы был поставленный оперный вокал в четыре октавы. Я на ее фоне буду ревущей сиреной.
— Обещаю не рассказывать, - хитро улыбается принцесса и прикрывает ладонью хихикающий рот с по-детски мелкими зубами.
И мне ни капельки не стыдно опозориться перед Амелией. Вот только что ей спеть? Из местного я знаю только песнь о Воспарившей Луне, но не уверена, что хочу петь ее маленькому ребенку. Хотя, дети в средние века взрослели гораздо быстрее, чем в моем родном времени. Но мне все равно хочется выбрать что-то очень мягкое и родное, из самого моего детства.
И песня приходит сама собой. Даже и не знала, что ее помню. Кажется, это был какой-то мультфильм.
Мое пение вряд ли можно назвать именно пением, я скорее шепчу, все же опасаясь разбудить сопящую в нескольких метрах от нас Тильду.
Амелия замирает, но вдруг вздрагивает, напрягается.
Что-то не так.
В голове загорается предупреждающий красный сигнал и противно набирает голос беззвучная пронзительная сирена.
Что-то не так.
— Ты чувствуешь? – спрашиваю то ли Амелию, то ли саму себя.
— Дым, - подтверждает мои опасения дочка, выразительно морща маленький вздернутый нос.
Час от часу не легче.
— Подожди тут. Хорошо?
Выбираюсь из кровати и быстрым шагом к двери. Возможно, я всего лишь нагнетаю обстановку, и на самом деле где-то во дворе замка кто-то развел костер, но лучше удостовериться.
То, что это никакой не костер, становится ясно, стоит только открыть дверь. Там, в тусклом свете масляного фонаря стражников, четко виды стелящиеся по полу клубы дыма. Горит не во дворе, горит где-то в замке.
Разворачиваюсь и опрометью возвращаюсь в комнату.
— Мы немножко прогуляется, - говорю Амелии, осматриваясь в поисках ее одежды.
Не знаю, куда служанка ее убрала, но искать явно некогда. Потому просто подхватываю дочку на руки - она уже сама выбралась из-под одеяла и тянется ко мне - оборачиваю ее в мягкую шкуру и выбегаю из комнаты.
Единственное, напоследок отвешиваю Тильде звонкую пощечину. Та вздрагивает и резко раскрывает глаза.
— Пожар! – ору в ее заспанное отекшее лицо.
И ухожу.
Еще две крепки оплеухи отвешиваю стражниками у двери. А когда никакого эффекта это не дает, повторяю процедуру. Делаю это так сильно, что начинает ныть ладонь. И не уверена, что по итогу они чувствуют хоть какую-то боль. Наверное, я бы могла разбудить их иначе. Но не хочу. Нечего было пиво лакать без меры!
Быстро сбегаю по лестнице в главный зал замка. Тут все тихо, никакого намека на дым.
Уже хорошо, значит, горим где-то точечно, а не сразу всем замком.
— Посидишь тут? – усаживаю Амелию в кресло возле тлеющего камина. – Я быстро вернусь. Обещаю.
Дочка цепляется за мои плечи – и мне приходится присесть на корточки, чтобы видеть ее лицо.
— Не уходи, - шепчет она.
— Все будет хорошо. Помнишь? Мы договорились.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Она выглядит больше серьезной, чем напуганной. Но мне все равно нужно проверить свою догадку. Обязательно нужно.
— Я очень быстро.
— Хорошо, - маленькие пальчики разжимаются.
Бегу обратно, вверх по лестнице. Вниз, мне навстречу, чертыхаясь, на заплетающихся ногах, плетутся стражники. Скорее даже не плетутся, а катятся кубарем. При виде меня пытаются что-то сказать, но я просто пролетаю мимо. С ними я еще обязательно проведу воспитательную работу. И со служанкой. И со всеми прихлебателями Магистра, которых тут развелось как плесени - в каждом углу.
Дальше, по коридору.
И чем дальше, тем сильнее задымленность.
Дым уже не плавает над полом, он поднимается до колен и даже выше.