— За две тысячи золотом?! — опешил я. И, слепо нащупав рукой кресло, упал в него. А бес едва не брякнулся на пол со стола… От радости, наверное.
Ведь с ума сойти можно… Я же это так ляпнул, чтобы отделаться от бая. Просто с потолка цифру взял. Думал, как загну сейчас непомерно… так Дустум и отвяжется. Даже мысль не возникала, что кому-то придет в голову заплатить такую чудовищную сумму за какую-то нелепую тайну… А поди ж ты! Недооценил я степень богатства Дустума. Похоже, у него денег не меньше, чем у наших нуворишей. И девать их некуда. Да и правда, на что их потратишь в степи? Если только на самых-самых замечательных овец?
— Зачем тысяча? — приподняв брови, прикинулся дурачком степняк. — Двести, да!
Поразительная наглость! Я моментально пришел в себя. Правда, дар речи ко мне еще не вернулся. А бай, пользуясь этим, неспешно выложил на стол из сундучка четыре полнехоньких кошеля, так приятно позвякивавших…
«Может, продадим ему какую-нибудь тайну, а?! — тут же заканючил бес. — Зачем хорошего человека обижать?!»
«Да какую тайну? Я же наобум брякнул! Не говорить же было ему, что ты всему виной», — с досадой высказался я, напряженно соображая, как же мне теперь выкрутиться.
— Заберите свои деньги, — покачал я головой. — Я свое слово сказал — две тысячи и ни монетой меньше.
Гад Дустум ничего не ответил. Только хитро улыбнулся и добавил к четырем лежащим передо мной кошелям еще два таких же.
«Ну ты посмотри, какой хороший, обходительный человек! — умилился бес, подбираясь поближе к лежащему на столе богатству. И укорил меня: — А ты такого славного человека обидеть хочешь!»
— Нет, — твердо сказал я, невольно поморщившись. А что еще мне остается делать? Тайны-то у меня на продажу нет никакой… И как бы ни хотелось проучить этого шельму-бая, ничего не выйдет.
— Подумай, да, — слащавым голоском посоветовал бай, доставая из сундучка еще пару кошелей.
Я и призадумался. Четыре сотни золотом как-никак… Тут хочешь не хочешь, а задумаешься. Таких деньжищ даже старшему десятнику за полтораста лет добросовестной службы не заработать. Это для Дустума или еще какого богатея четыреста монет — невеликая сумма. А для простого стражника — настоящее богатство.
Тут еще и бес коварно шепнул: «Ты о его людях подумай… Этот злыдень запросто может решить их убить, чисто так на всякий случай… если ты сейчас не впаришь ему какую-нибудь тайну, объясняющую, как обнаружилась контрабанда овец… Было б тебе это не по силам, тогда ладно. Но у тебя ж дар к надувательству! Не надо даже выдумывать что-то правдоподобное, сойдет любая чушь! Люди ведь такие доверчивые, такие доверчивые! Ты вот только попробуй — и увидишь, как славно все получится! Главное, излагай поубедительней!»
Гаденыш еще хвостатый… У меня и так мозги кипели, а после этого внушения вообще чуть не расплавились…
И чтобы выиграть немного времени на раздумья, я нехотя выдавил:
— Я бы еще подумал, если здесь была тысяча девятьсот… Но всего четыреста… Это несерьезно. За государственную тайну. Да еще и способную принести существенный доход человеку, который ее знает.
— Какой такой доход? — заинтересованно блеснули глазки у степняка, выложившего на стол сразу три кошеля.
— Существенный, — ограничился я недомолвкой.
«Да скажи ему, что сам овец посчитал! — подсказал бес. — И докажи на примере. Вот и будут денежки наши! А бай никому об этом не расскажет — засмеют ведь, ежели узнают, что он за такую великую тайну полтысячи золотом отвалил!»
«Погоди», — отмахнулся я от беса, так как, размышляя, наткнулся на одну идейку.
— Так сколько доход получать? — насел на меня неудовлетворенный ответом Дустум, доставая еще один кошель.
— А это уже от человека зависит, — пожал я плечами. — Кто-то ведь и сидя на денежной должности ни монетки заработать не может, а другой и на пустом месте хорошую прибыль поиметь умудряется.
— Продай, да, тайну! — взмолился степняк, вытягивая из сундучка новый кошель. — Больше меня тебе все равно никто не даст! Лучше, да, возьми, а то так и просидишь здесь, а две тысяч не дождешься!
«Еще сотню требуй! — немедленно шепнул мне на ухо бес. — В сундучке у него еще два кошеля имеется!»
— Ну на две тысячи я и не рассчитывал, — сказал я Дустуму. — Чтобы поторговаться, накрутил. Но меньше, чем на тысячу, не согласен! — И, склонившись к баю, доверительно ему сообщил: — Ты сам подумай — за разглашение государственной тайны я каторгой не отделаюсь. Шеей рискую! А ты потраченные деньги с лихвой вернешь, если правильно тайной распорядишься.
— Ай, какой ты жадный человек! — укорил меня бай, бросая на стол еще один кошель. И тут же: — Сделай, да, поблажка для друга!
— Ну шут с тобой! — будто решившись на нечто значительное, отчаянно махнул я рукой и брякнул: — Девятьсот!
— Ай, ну откуда у бедный людей такие деньги?! — взвыл степняк, добавляя еще кошель к уже имеющимся. — Семьсот пятьдесят, да!
— Еще сотню накинь, и мы договорились, — хрипло выговорил я, делая вид, что борюсь с обуревающей меня жадностью.