Защитники прошлого

Теперь надо было разобраться с остальными пленными красноармейцами. Их было не так много – десятка три Наверное, большего и не надо чтобы выложить стальными плитами взлетную полосу самого секретного аэродрома в рейхскомиссариате. Мои глаза уже совсем привыкли к темноте и я видел их всех. Здесь больше не было готовых сражаться бойцов, как Нефёдов и его люди. Тут стояли бывшие колхозники, бывшие шахтеры, заводские рабочие, бухгалтеры, инженеры, студенты. Каждому из них дали в руки винтовку и быстро научили вгонять плохо заточенный штык в соломенное чучело. А потом послали в бой, затыкая ими танковый прорыв или атаку отборных Ваффен СС. Те из них, кто остался в живых после первых потерь, уже научились быть частицами огромной армии, но еще не стали настоящими солдатами, просто не успели. И теперь они пронзительно хотели жить, вот только ждала их лишь смерть и они это знали. Поэтому они были готовы бежать, но не готовы сражаться. Мне нечего было им сказать, как не смог я ничего сказать тем умирающим людям в Варшавском гетто. Я готов был малодушно отвернуться, но не смог. Ведь это не маршалы и не генералы и даже не такие как Нефёдов, а именно они, такие как те что стоят сейчас передо мной, остановят серую армию "мышиного короля", набранную по всей Европе и поднимут свои флага над поверженным Берлином. Да что там, они уже ее остановили, ведь сейчас 43-й год, а не 41-й. В огромной могучей массе шинелей цвета хаки они неодолимы, а здесь, в этом ангаре – слабы и беспомощны. Я мало чем мог им помочь сейчас, но и просто так уйти я тоже не мог. Поэтому я сказал:

– Товарищи!

…Мне с некоторым трудом далось это непривычное слово, но сейчас оно было единственно правильным. Теперь говорить стало легче:

– …Скоро мы начнем и нам понадобится ваша помощь. Сегодня я не зову вас на подвиг и не зову на бой. Сейчас речь идет лишь о вашей жизни. Кому-то из вас, я верю в это, удастся уйти и спастись, а потом он построит дом и вырастит детей. Это и будет его подвиг. Я лишь прошу вас дать нам время и не выходить из ангара еще один час. Только один час, прошу вас! У нас есть тут работа и мы должны ее выполнить пока враги не подняли тревогу. Пожалуйста, помогите мне!

Наверное, стоило бы сказать им про присягу, напомнить о долге, озвучить строгий приказ. Но у меня не получилось и я сказал то, что сказал, вовсе не командным голосом агента НКВД. Не сумел я и потребовать этот час, хотя от них неоднократно требовали многого: преданности, самопожертвования, жизней. А мне вот удалось только попросить, робко так попросить. Я не стал всматриваться в их лица, чтобы не мучиться потом бессонницей, ведь большинству из них, а может быть и всем, предстояло погибнуть. Быстро, очень быстро, я покинул ангар. Боюсь, что это было похоже на бегство, но я ничего не смог с собой поделать.

Через пару минут и несколько взмахов прожектора мы были у последнего ангара. Спутник Нефёдова вскинул винтовку, когда к нам приблизились Аня и Саша, но лишь тихо присвистнул, увидев женщин. Громким шепотом я велел всем отойти и навел свой автомат на замок.

– Постой, командир! – второй красноармеец тронул меня за плечо – Давай без шума.

В руках у него каким-то образом оказался короткий складной нож, наверное снятый с одного из немецких пулеметчиков. Он приложил ухо к замку и начал осторожно поворачивать нож. После трех-четырех минут таких манипуляций замок радостно щелкнул и дверь скрипнула в несмазанных петлях, опровергая обвинения в немецкой аккуратности.

– Да ты, Феликс, оказывается не токарь, а скокарь – восхищенно прошептал Нефёдов.

– Обижаешь, командир – усмехнулся Феликс – Я медвежатник, правда бывший.

Есть же у людей полезные навыки, не то что никому пока не нужные компьютерные науки, подумалось мне. Если так и не сумею выбраться из 43-го года, то проберусь в Англию и подамся в ученики к Алану Тьюрингу, пока он жив.

Виману, освещенную фонариком Карстена, встретили восторженные возгласы тех, кто ее еще не видел. "Ковер-самолет!", прошептала Аня, наверное вспомнив рассказ своего прадеда, Нефёдов присвистнул, а Феликс матернулся от восторга. Да и мне не сразу удалось оторвать взгляд от этой красоты. На минуту мы все забыли где находимся, забыли про кольцо егерей, про роту охраны, про вышки с пулеметами и про то что мы в центре самой охраняемой зоны на оккупированной Украине.

И все же эту неземную красоту необходимо было уничтожить. Но как?

– Как ее сюда перегнали? – спросила Аня на иврите.

– Мой прадед умел поднимать ее в воздух – хмуро пробормотал Карстен.

– Но, как?

– Не знаю.

Я заметил, что оба красноармейца с удивлением прислушиваются к незнакомой речи.

– Это вы по-каковски? – спросил Феликс.

– Секретный язык НКВД – небрежно бросил я.

– Понятно…

Феликсу явно было непонятно, но он промолчал.

– Странная у тебя команда, старлей – задумчиво сказал Нефёдов – Немец-то, предположим антифашист, а вот бабы у тебя уж совсем непонятные. Та что посветлее говорит вроде бы с жидовским акцентом, но на еврейку не слишком похожа. А вот полячка-то как раз похожа, но по-польски шпарит как ясновельможная.