Можно подумать, у меня есть лицензия на пилотирование виманы, подумал я. Под моей левой рукой оказалась такая-же полусфера, как и под аниной правой рукой. Как же поднимают ее? Наверное правая полусфера – это руль высоты. Тогда моя – скорость и направление. Я кивнул, подбадривая Анюту. Она нежно провела тонкими пальцами немного вперед и мы начали медленно подниматься. Анина ладошка скользнула назад и машина чуть-чуть скользнула вниз. Теперь ее пальцы немного, совсем немного двинулись вперед и мы зависли в воздухе.
– Ладонь влево! – скомандовал я.
Она послушалась и кокпит начал поворачиваться – вимана крутилась против часовой стрелки. Показались ворота ангара, которые с большим трудом откатывали Илья и Феликс. Перестрелка не смолкала, только наш пулемет перешел на короткие очереди – наверное пулеметчик экономил боеприпасы. Теперь наступил мой черед. Я медленно двинул левую ладонь вперед по полусфере. Зависший над полом аппарат начал медленно двигаться к воротам ангара, постепенно убыстряя свой ход. Я бросил последний взгляд на дымящуюся аппаратуру в углу, на два шкафа, на допотопный штурвал и рубильники и меня посетила странная и совершенно неуместная в эту минуту мысль. Во многих областях знаний прогресс движется в сторону миниатюризации, верно? Возьмем, к примеру, связь. На смену тяжеленным портативным рациям этой войны, огромным антеннам 60-х и неподъемным телевизорам 70-х пришли смартфоны, вес которых порой не замечаешь и которые так удобно ложатся в мужской карман или женскую сумочку. А наша Леся, когда вырастет, будет возможно пользоваться коммуникатором, имплантированным в тело. В темпоральных-же делах все обстояло с точностью до наоборот. В моем веке Рои требовалась целая лабораторию с десятками тысяч хитрых микросхем и чего-то еще. Правда, эти микросхемы горят каждый раз когда я возвращаюсь или когда Анюта злится, но ребята ставят новые и почти не ворчат при этом. Здесь, на Калиновском аэродроме, в оккупированной Украине, неизвестным умельцам было достаточно двух уродливых шкафов. Ну а века назад, на деревянной средневековой киевщине, в глиняном античном Вавилоне или в катарском скалистом Монсегюре, все то же самое проделывало небольшое зеркало. Да, похоже, что Рои что-то не учел. Надо бы с ним это обсудить, когда вернусь. Но пока что следовало сосредоточиться на пилотировании виманы, которая уже прошла ворота.
– Вверх – скомандовал я.
Аня поднимала нас вверх все быстрее и быстрее, а я уводил аппарат вперед, тоже постепенно увеличивая скорость и где-то там, далеко на востоке, поднималось солнце, медленно включая туманный рассвет. Мне сейчас было все равно куда лететь – лишь бы подальше от охраняемых аэродромов и секретных бункеров. Но развернуться я не сообразил и сейчас под нами проплывал, постепенно уменьшаясь, Калиновский аэродром. На взлетном поле шел бой, смешной и не страшный с высоты, как анимационная графика компьютерной стрелялки. Развалины сторожевой вышки, не выдержавшей дуэли с авиационным пулеметом, дымились среди разорванной колючей проволоки и через этот разрыв неторопливо, как в замедленном кино, тянулась неровная цепочка людей в выцветшей форме цвета хаки. Неподвижные светло-зеленые пятна отмечали путь их бегства. "Быстрее, быстрее", молил я, но цепочка становилась все короче, а пятен становилось все больше и больше. Идеальный круг пулеметного гнезда портил один из нефёдовских пулеметчиков, развалившийся на мешках лицом вверх. Но второй пулеметчик был жив, как и его пулемет, огрызающийся одиночными выстрелами. К нему с одной стороны бежали Нефёдов и Феликс, а с другой стороны осторожно подбирались люди в сером, размахивая гранатами-колотушками на длинных ручках. На противоположном конце поля два "мессершмитта", крутя пропеллеры, ползли к началу взлетной полосы. И тут эту картину скрыла низкая облачность мягко, подобно графике "Случайного Соединения", стерев и немцев и красноармейцев и Нефёдова с Феликсом и робкий серп солнца над лесом и все на свете.
Аня пошевелила рукой и машина замерла над серой полосой тумана. Резные борта кокпита хорошо защищали от встречного ветра, который не пробивал двойное каменное кружево. И все же было холодно, а у нас не было перчаток и Аня по очереди дышала на руки, согревая ладони. Надо было что-то решать. Мелькнула мысль разбомбить "Вервольф", но я ее тут же отбросил: бомбить было нечем, разве что заехать по бункеру Гитлера старым юргеновским ботинком.
– Жаль отец не видит – прошептала Аня, повернувшись ко мне.