Заслужить лицо. Этюды о русской живописи XVIII века

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Сами программы портретов людей интеллигентного труда бесстрастны в постановке задачи и не предполагают запечатления чего-либо творческого и авторского. «Представить историографа или астронома в свойственном виде и с подлежащими признаками» — велела академическая программа за 1781 год, ничуть не отличая астронома от историка. «Представить министра в его кабинете в пристойном виде и со свойственными его званию признаками» — предлагалось в 1784 году, не задаваясь вопросами о главе какого департамента идет речь и чем, собственно, занят изображенный. И понятно, что вовсе не «писателем» являет нам Боровиковский Державина (1795. ГТГ). Мастерской кистью, но традиционным языком кабинетного портрета представлен нам сенатор, действительный статский советник, губернатор олонецкий и тамбовский, президент коммерц-коллегии, министр юстиции, но никак не автор громоподобных од и уж тем более — не лирик. Отнюдь не к рукописям стихов обращает нас жестом Державин, но к проектам указов, где читаемое «Бог» — не столько отсылка к знаменитой державинской оде, сколько конечная риторическая фигура канцелярских порученческих бумаг («Да пребудет с вами Бог»). Вовсе не многотомное собрание сочинений тускло блестит корешками в фоне, а своды законов империи. Никак не черновиком оды видится свиток, а небрежно скрученной картой. Далеко не эмблематическое сказание о жизни как мореплавании представляет нам «картина в картине», но знак успехов торгового флота России и ее коммерц-коллегии, руководимой Державиным[128]. Тем парадоксальнее звучит стихотворное посвящение Д. Б. Мертваго на обороте: «…певца Фелицы здесь нам кисть изображает // мое усердие, сей стих к нему слагает. // Державин именем, дотоле неумрет. // Доколе знать Дела, Фелицы будет свет; // Но чтоб познать его Горяще Воображенье // Витийство разум слог // Икупно стем Души, Исерца просвещенье // дачтем мы оду Бог»[129].

В. Л. Боровиковский

Портрет Д. Г. Левицкого. 1797

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

И. С. Бугаевский-Благодарный

Портрет В. Л. Боровиковского. 1824

Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Как видим, авторство в конце XVIII столетия все еще пребывает в зачаточном состоянии. Единственное, что действительно авторизовано в России XVIII века, — это власть. И потому в ущерб «автопортрету», «автобиографии», «автоэпиграмме» широко бытуют понятия «автократор», «авторитет», «автократия»… В отличие от будущих эпох романтизма и постромантизма, где авторство — главный и единственный вид человеческой деятельности, где, по словам нашего современника, вся культура, так или иначе — «автобиографический аттракцион», эпоха «индивидуальности» полагает авторство лишь одним из возможных и отнюдь не первостепенных родов человеческой деятельности. И потому запечатленные художниками второй половины XVIII столетия облики коллег неизменно вступают в противоречие с теми их образами, что теперь создаем мы сами. И потому живут в нашем сознании розно написанные Левицким холсты, наше представление о его образе и изображение Левицкого кисти Боровиковского (1797. ГРМ); точно так же не сходятся в единое целое портретопись Боровиковского, наше представление о нем и его облик, запечатленный на холсте Бугаевского-Благодарного (1824. ГРМ). В конечном счете, несмотря на все буйное воображение людей начала XXI столетия, наши представления о том, какими были Левицкий или Боровиковский (а не то, как они выглядели), более чем туманны. Наши фантазии на эту тему, наши догадки с мягких кресел привычного автобиографического аттракциона, наши постромантические грезы о «гении живописи» всегда противоречат скромным и редким его портретам, мастеровито сделанным собратом по ремеслу.