Заставь меня ошибиться

Я твержу себе, что катящиеся по щекам слезы из-за сломанного ногтя, но это бред. Я никогда не плакала из-за ногтей, а вот из-за Гастона — слишком часто. Толкая спиной лодку и увязая в иле у берега, я часто перебираю озябшими ногами. Один раз уже упала, и теперь от холода руки не слушаются. А надо спешить… Сегодня не полнолуние, но очень близко, и видимость просто изумительная. Озеро просматривается чуть не до линии горизонта. Наличие в лодке мотора вместо весел очень утешает, но не настолько, чтобы пятнадцать минут буксовать у берега.

Лодка, наконец, съезжает в воду, а я, в очередной раз поскользнувшись, падаю в воду и начинаю реветь еще сильнее. Не потому что мне холодно, мокро или плохо. Не от того, что гарантирующая безопасность наличность, которую я переложила для сохранности во внутренний карман куртки, теперь там размокает. Просто я еще в доме разбила телефон, и теперь не могу позвонить, чтобы узнать, в порядке ли Гастон. Нужно было ехать с Лео, удостовериться, что все хорошо, а только потом бежать. Я сглупила, переоценила собственную выдержку и теперь раз за разом задаюсь вопросом: а вдруг Гастон пострадал еще до того, как приехал Лео?

От последней мысли аж в глазах темнеет. Я всегда думала, что благополучие ребенка важнее всего в этом мире, а теперь начинаю понимать: не все так просто. Если бы я не любила Гастона, если бы не была в таком неоплатном долгу перед ним, то, наверное, так бы и было, но ситуация не позволяет выбирать. Воспоминания о коротких вспышках искренности сводят меня с ума. Многие годы я думала о Гастоне, как о роботе, но ему удалось доказать, что это не так. Пробил броню, добрался до болезненно чувствительной кожи.

Набирая с почты куратора письмо в комиссию (подсмотрела однажды пароль), я была уверена, что поступаю единственно верным образом. Его слова приняли бы всерьез вернее моих. Это было слишком просто: я знала, как он говорит и думает, чем начинает письмо и как именно заканчивает. Проблем не возникло: подтверждение пришло моментально. Короткое и скупое: информация ушла на обработку, через несколько минут сообщат о результатах. Оперативные ребята, люблю таких. Недаром в жемчугах и золотых запонках…

Но мне нужно было бежать, и как можно скорее.

Переполох обещал подняться невероятный. Неприятности в городе, отряд комиссии, поддельное письмо… для идеального побега не хватало только новолуния, но кому оно нужно, если фартит во всем остальном?

Казалось, не с чего было развеяться моей решимости, но всего пятьдесят метров между домом и озером стали для меня непреодолимым препятствием. Если бы знала, что с Гастоном все хорошо, я бы смогла уйти не оглядываясь… наверное. Но я не знала, что с ним.

Одно дело бросить мужчину, которого любишь, в силу непреодолимых обстоятельств, и совсем другое — оставить его в момент опасности, когда нужна. Что я скажу своему ребенку, когда он спросит, где папа? Что решила спасать только себя, и теперь не знаю, жив ли он? Достойно, ничего не скажешь!

Новая порция слез струится по щекам горячим потоком, и я понимаю, что обязана узнать. Я должна вернуться в дом, увидеть, что мой мужчина в порядке, и только потом бежать. В уверенности, что не буду до конца жизни скручиваться от боли и вины при мысли о нем. Увижу и уйду. Если с ним все хорошо, то до меня и дела не будет. Гастону придется разбираться с комиссией, а это очень трудно и муторно. Будет время, будут возможности.

И в полном понимании, что струсила и упустила лучший шанс, я привязываю лодку к какой-то коряге у берега снова и возвращаюсь в дом.

Если придется оправдываться за внешний вид, совру, что удирала от людей судьи, и пусть докажут обратное! Кстати о последних… кричать Гастона по имени страшно, ведь ключ от арендованного особняка может быть у кого угодно. Я продвигаюсь осторожными шагами в кабинет куратора по темному, пустому дому. Со двора видела, что света в окнах нет, но это не надежное свидетельство. Если бы я опасалась прихода незваных гостей, то стала бы выдавать свое местоположение таким образом в последнюю очередь. А Гастон не дурак.

Дверь открывается с тихим скрипом. Никогда его не замечала раньше, но и тишины такой не помню. Просто сейчас все ощущения обострены до предела.

— Гастон, — зову тихо, пусть и вижу, что в комнате никого.

Просто кажется, что если произнесешь имя, где бы он ни был, вспомнит, как-то объявится… Какая несусветная глупость!

И в этот момент кто-то трогает меня за плечо.