Заставь меня ошибиться

Приходится сделать над собой усилие, чтобы выдержать этот взгляд спокойно. Помню, как в юном возрасте, обнаружив на себе фокус внимания симпатичного парня, я тут же подворачивала ногу или начинала теребить пуговицы на одежде, от дискомфорта… Я была уверена, что однажды овладею искусством кокетства, что стану одной из тех красоток весом по сто фунтов [45 кг], пять из которых приходится на накладные ногти и ресницы, но только не сейчас, а позже, когда-нибудь, однажды. В жизни бы не подумала, что буду стоять посреди парковки в дорогом бордовом платье и туфлях, что держатся всего на паре ремешков, под пристальным взглядом красивого мужчины, старательно скрывая от него тот же самый дискомфортно, что и раньше.

— Садимся? — спрашиваю.

— Я поведу, — кивает Гастон, закидывая в багажник сумки и захлопывая его.

— Ты только с самолета… — удивляюсь.

— Я очень благодарен тебе за заботу, — усмехается куратор. — Но я справлюсь.

Защелкивая ремень безопасности, я украдкой наблюдаю за Гасоном. Он настраивает под свой рост зеркало заднего вида. Заговорит или нет? На что, вообще, я надеюсь? Здравый смысл уже должен был к нему вернуться, страх перед комиссией — тоже. Очень глупо думать, что он все еще хочет продолжения… со мной.

— Разобрался с Ив? — задаю нейтральный вопрос.

— Я не совсем понимаю, что с ней творится. Она вытребовала у меня ключи от квартиры в Новом Орлеане. Хочет остаться одна, хотя это противоречит ее психическому состоянию.

— Я бы тоже предпочла одиночество, — пожимаю плечами.

— Почему? — цепляется Гастон, разворачиваясь ко мне всем корпусом.

— После задания всегда наступает… опустошение. Даже если не принимать во внимание то, что Ив не позволяли ни капли уединения во время проекта, ей необходимо время и пространство для перестройки, переоценки. Первые несколько недель она будет ужасно злиться на тебя, а царящий в штабе «культ Гастона» будет это только усугублять. Просто оставь ее в покое. Скоро она снова осознает, что ее собственная жизнь еще более блеклая и ненужная, чем самое паршивое из заданий, и успокоится.

На некоторое время куратор буквально теряет дар речи, только смотрит на меня. Руки на руле, но зажигание до сих пор не включено. К счастью, вернув себя самообладание, он целпяется не за слова о бессмысленности бытия:

— Прости, что еще за «культ Гастона»? — подозрительно переспрашивает куратор.

— В то время как солистки неустанно выедают тебе мозг, обитатели штаба всячески стремятся защитить и оградить от любых волнений, в том числе спуская таких, как я и Ив, на грешную землю. Я называю это культом Гастона.

— А я уж было думал, что выучил все причуды своих подчиненных, — вздыхает Гастон. — А ты много жалуешься, между прочим. Я даже и не подозревал, насколько много.

— Нет, ты точно знал это до того, как меня назначить.

Он отворачивается, посмеиваясь, и заводит машину. Я так надеялась, что продолжит разговор, но нет. Он выезжает на трассу, что-то насвистывая и кося взглядом на мои прикрытые платьем коленки.

— Расскажи мне, как ты жила в Сиэтле.

— Несколько дней назад ты обвинял меня в том, что я неправильно задаю вопросы…

— Ну я же тоже рассчитываю на развернутый ответ. И ты у меня в долгу, я между прочим, был необычайно очень мил и покладист.

— Я жила и живу в симпатичном, весьма уютном кондоминимуме с видом на парк, где бегаю по утрам до пруда и обратно. По выходным плаваю на паромах и кормлю птиц. А еще ни минуты не сомневаюсь, что тебе поступают отчеты о моем скромном досуге…

— Тая, мы в машине, чуть ли не в самом безопасном месте из всех… — грустно усмехается Гастон. — Я хотел знать нечто более личное.

— Нет, — качаю головой.

— Нет? — спрашивает Гастон, буквально замораживая меня интонацией.

— Хочешь о личном — начинай с себя.

— Ла-адно, — тянет он не без интереса, а затем вдруг резко сворачивает в один из съездов с трассы. Раздается натужный свист резины… Не знаю, в какой части машины я бы оказалась, если бы не ремень безопасности.

— Сдурел? — вскрикиваю, пытаясь сбросить с лица растрепавшиеся волосы.

— Извини, — смеется куратор. — Я заболтался и забыл вовремя сбросить скорость. Ты жива?

— Жива, — фыркаю, пытаясь оправить задравшееся платье, но Гастон перехватывает мою руку.

— Оставь, — велит тихо.

Пара минут, и машина оказывается в лесу, посреди деревьев. Дорога впереди не из тех, что ведет к цивизизации. Получается, мы направлялись именно сюда? Если такова попытка куратора спрятаться от комиссии, то она весьма комична, а если нет, то мои голые коленки очень в тему… Секс в машине?

Сбивается дыхание.

У него никогда не было секса в машине. Слишком подростковый атрибут. А первый мог секс случился с взрослым мужчиной, который мог себе позволить чуть больше комфорта. Лифт, например. Я хорошо помню лифт… Я думала, что либо кабина расплавится, либо трос оборвется.

— Откуда ты знаешь это место? — спрашиваю, пытаясь вытряхнуть из головы непозволительные для леди мысли и, в то же время, не выдать волнения.

— Уверена, что хочешь знать? — скептически интересуется куратор.

— Ну я же спросила…