Заставь меня ошибиться

Все это говорится будничным тоном, будто о погоде, но в словах слышится… обида? Значит, я угадала. Он рассчитывал, что после ужина я соглашусь что на Новый Орлеан, что на Северный Полюс. Ладно, признаю: было великолепно и даже лучше. Если бы не ребенок, то я бы точно не устояла… Да и время Гастон выбрал правильно: задание явно близится к завершению, пора бы уже дать ответ… Вот только любой ответ на этот вопрос — заведомая западня.

— Гастон, сколько ты выпил? — пытаюсь уйти от неприятной темы.

— Достаточно, чтобы не простудиться, — отбривает. — И увильнуть не удастся. Я спрашиваю еще раз: ты поедешь со мной в Новый Орлеан или нет?

— Я еще не решила, — ощетинившись, отвечаю. Лучшая защита, как известно, — нападение.

— Может, это и хорошо, что ты не живешь обычной жизнью. Представляю, как бы ты выпотрошила беднягу, сделавшего тебе предложение.

— Гастон, ты нарываешься. Предложение — это совсем другое. Вкупе с твоей драгоценной особой идет четыре старых ханжи и вереница веселых разведенок вроде Донны Праер!

— Даже если так, дальше-то ты куда? В Сиэтл? Ждать самоубийственного задания? Или все еще мечтаешь отрастить крылышки и упорхнуть аки колибри? — Он щурится, пытаясь определить реакцию по выражению лица. А слова его звучат очень ядовито. — Я сказал, что был бы не против с тобой жить; ты ответила, что тебе нужно приглядеться. Совру, сказав, что меня это не задело. Я согласен, что причины для опасений у тебя есть. Однако если моя ошибка только в Донне Праер и комиссии, то я ничего не могу изменить.

— Ты пытаешься спросить, нравишься ли мне? Да, нравишься. Но я тебе не доверяю. Если бы тебе пришлось принять решение? Я или Донна? Я или команда? Ты бы подставил меня ради блага людей, которые от тебя зависят? — Он хмурится, но я не даю и слова вставить: — Не отвечай, Гастон. Это определяется только в критический ситуации, а уж никак не пустыми словами.

— Что я слышу, — язвит он. — А для тебя что важнее, Лиз? Закопаться в песок? У меня хоть альтернатива из людей и людей, а твоя куда прискорбнее. У тебя же никого не всем белом свете. Для мира ты мертва. Даже документы уничтожены.

Он оперирует голыми фактами, но лучше бы этого не делал: они ужасны и очков ему совсем не добавляют. Это как подойти к женщине с бородавкой на лице и сказать, что ее личная жизнь не удалась именно из-за бородавки. Бесспорно, она и сама понимает, что презент от природы ее не красит, но если врежет наблюдательному наглецу, то будет права.

— Твой способ склонить меня на свою сторону не работает…

— Ты слышишь только плохое, верно? Лиз, я хочу, чтобы у тебя кто-то был. Я был. Ты этого заслуживаешь больше, чем многие люди. Вот что я пытаюсь сказать.

— Я хочу с тобой поехать, как ты не поймешь? Но я плохо знаю, на что ты способен.

Он смеется. Так холодно и невесело, что пробирает до дрожи.

— Я всю свою сознательную жизнь искал способы обходить ограничения. Я способен на очень и очень многое. И даже на страшное. Дело только в одном: насколько сильно тебя это пугает. Очевидно, что сильно.

А наш ребенок является ограничением, которое он однажды обойдет?

Мы так увлекаемся спором, что чуть не пропускаем проезжающий мимо грузовой катер. Тот пролетает метрах в десяти к западу, и Гастон тут же срывается с места, чуть не опрокидывая наше суденышко, чтобы добраться до телефона. Он собирается передать Лео готовность. А я сижу, схватившись за сидение обеими руками и благодарю небеса за то, что мне не пришлось отвечать.

После того, как миссия оказывается выполнена, куратор сматывает удочку, заводит мотор лодки и правит к особняку. К прошлой теме не возвращается, но меня отчего-то не оставляет ощущение, что последствия не заставят себя ждать.

Выяснить, что именно привезли, не удалось, и поэтому мы перешли к плану Б: проникновение на склад. К покерному турниру, который должен был состояться уже на следующей неделе, мы разрабатывали детальнейший план. Рассчитывали и просчитывали все. По вечерам, когда Мэгги уже не было дома, мы задергивали шторы, и Лео притаскивал план-карту операции. Мы просчитывали варианты. Каждые полчаса были расписаны. Гастон должен был играть в свой покер, а мы с Лео искать доказательства в другом месте.

Так было каждый день до сегодняшнего… потому что нашего босса нет. На часах уже одиннадцать, а Гастон все еще не явился. На этот раз мой приступ тошноты, спорю, вызван не беременностью. После неуклюжего разговора в лодке куратор отдалился, стал в обращении со мной холоднее. И совершенно закономерно, что поводок, на котором его держали наши отношения, ослаб.

Достаточно ли, чтобы переспать с Донной Праер?

— Он придет домой? — спрашивает Лео, крутя на столе монетку.