— Вы прикалываетесь? Неужели непонятно, что после всего случившегося я не буду проходить с вами и у вас практику?! Вы убирали за мной блевотину, видели почти голой, да… блин. Все, хватит. Я напишу завтра заявление в деканате и попрошусь на другую базу.
— Скажи, а ты когда видишь своих бывших парней, убегаешь, сломя голову?
— В смысле?
— В прямом. Они тебя не только обнаженной видели, но и еще куда более интимнее вещи делали с тобой. Так вот резонный вопрос, ты что делаешь, когда их видишь? А если один из них будет с тобой в дальнейшем работать? Побежишь увольняться? — молчу, не зная, что ответить. На смех ведь поднимет, если скажу, что парней-то у меня и не было, да и голой никто не видел. — В двадцать один год пора бы и повзрослеть, тебе не кажется? — не дождавшись моего ответа, продолжил он. — Кстати, вкусно. Спасибо за завтрак, — отпивает кофе, вглядываясь в мое лицо. — Пойдешь в деканат — я лично поговорю с деканом и будешь вместо месяца практики — проходить два. У меня, — с улыбкой произносит он. — Сегодня так уж и быть я отпущу тебя пораньше. И то, только потому что ты не в лучшей форме, ну и для того, чтобы ты выучила то, что надо.
— То есть я поеду сейчас в больницу?!
— Конечно. Мы поедем. У нас очень много работы. Кто-то вчера ушел без спроса, ничего не сделав, так что сама понимаешь. На завтрак у нас еще десять минут.
— Мне нужно домой. Тут идти от вас максимум минут десять. Я приеду вовремя. Просто мне нужно переодеться.
— Нет. На тебе выстиранная одежда, пусть и не подходящая для практики. Завтра придешь так, как я тебе сказал, а сегодня я потерплю, — безапелляционно произнес Лукьянов, отправляя в рот кусочек лепешки.
— У меня куда-то пропали чулки. Вы случайно не знаете где они?
— Знаю. На мне. Мои как раз износились, поэтому я надел твои на свою прекрасную голень, — спокойно, Аня. Не поддавайся на провокации. Дыши глубже.
— Я серьезно. Вы их не снимали с меня?
— Нет. Будет тебе уроком на будущее — смотреть в свой бокал, если уж решишь напиться.
— Мне нужны новые. Это неприлично, ходить с обнаженными ногами. В общем, мне нужно домой.
— Неприлично ходить с вонючими ногами. Пусть твои ноги сегодня дышат. Домой ты не пойдешь. Ешь, у нас восемь минут на завтрак.
— Почему на заднее сиденье?
— Чтобы вас не видеть.
— У тебя туго с логикой. Сзади обзор лучше. А спереди надо будет поворачивать голову влево, чтобы меня узреть. Пересаживайся. Живее, Аня. Давай, давай.
Нехотя пересаживаюсь на переднее сиденье, и машина трогается с места. Спустя несколько минут я зачем-то посмотрела на себя в зеркало. Кошмар. Бледная, с синими кругами под глазами. Жесть! Недолго думая, стала наводить красоту. Ровно до тех пор, пока машина резко не свернула вправо.
— Вы это специально?! — возмущенно бросаю я.
— Да, — как ни в чем не бывало отвечает он. — Я тебе русским языком вчера сказал, как надо выглядеть на моем отделении.
— Нет таких правил в больнице. Нет! — громко повторяю я, хватаясь за тушь. Возможно, я камикадзе, но это еще больше раззадорило меня навести реальный макияж. Ну и духи. Обязательно ими воспользуюсь. Вот прямо в его машине.
Правда, в этот раз я была более осторожной. И воспользовалась тушью только тогда, когда мы остановились на светофоре.
— Да, — многозначительно протянул Лукьянов. — Тяжело тебя придется по жизни, Анечка. Тебя в детстве родители не били?
— Конечно же, нет.
— Оно и видно. Но все впереди. Нос не чешется?
— Нет.
— А все равно битой будешь ходить.
— Это угроза?
— Скорее, предположение.
— Ну-ну, предполагайте, — достаю из сумочки флакон с туалетной водой и демонстративно наношу на шею и запястье.
— Это ты зря.
— Ты точно запомнила анамнез заболевания? — нависая надо мной, уже в третий раз переспросил Богдан, спасибо бейджику, Владимирович.
— Да.
— Повтори.
— Что здесь, блин, повторять? Пациент не в адеквате. Просто переписать все с блокнота на компьютер.
— Я твои каракули не разбираю.
— Ну на то они и мои. Я все поняла: контакт с больным затруднен в виду когнитивных нарушений. Анамнез собран со слов дочери больного. Ухудшение самочувствия с третьего июля в виде малопродуктивного кашля, ломоты во всем теле и повышение температуры тела до 38,9С. Утром, седьмого июля, в связи с ухудшением состояния, дочь больного вызвала скорую медицинскую помощь. Тра-ля-ля-ля был доставлен к нам.
— В виде сухого кашля, преимущественно в вечернее время. В течение трех дней принималась следующая лекарственная терапия: амоксиклав два раза в день по одной таблетке утром и вечером, а также отхаркивающие средства в виде сиропа и таблеток. Названия препаратов дочь не помнит. Врача не вызывали, лекарственные препараты принимались без назначения врача. Утром, седьмого июля, в связи с чем она вызвала скорую? — раздраженно бросает Лукьянов, наклоняясь к моему уху. Ощущение, что он мне сейчас его откусит. Без мочки уха я буду безусловно не так красива.
— В связи с ухудшением состояния.
— Что у него ухудшилось? Зрение? Слух? Понос настиг?! — чуть ли не орет в ухо, вызывая уже реальный страх.