Заставь меня жить

- Барти, прошу, перестань, - произношу я, всеми силами стараясь, чтобы голос не сорвался, и в моих ушах он звучит вполне пристойно, но только не в ушах Крауча. Он жарко выдыхает мне в щёку, словно сетуя на моё поведение, но всё-таки отстраняется. Правда, как выясняется через мгновение, только для того, чтобы продвинуться по дивану, и оказаться так близко, чтобы я вновь смог почувствовать тепло его тела. Теперь стол не разделяет нас, и я теряю свой последний щит, хоть Барти и не спешит прикасаться ко мне. Он закидывает ногу на ногу и облокачивается на спинку, я же беру себя в руки, примеряя самый грозный вид. Скрестив руки на груди, я бессознательно закрываюсь от Крауча, не в силах понять, на что злюсь больше: на его дурацкие игры в обольщение или то, что он остановился, выполнив мою просьбу.

- Ради всего святого, разве ты не слышишь самого себя? - тёмные ресницы вздрагивают, тот самый порочный взгляд опаляет сознание. - Если бы не вся эта история с Пророчеством, с которой всё началось, ты был бы моим.

Я быстро моргаю, словно что-то попало в глаза, и гадаю, не послышалось ли мне, однако коварная улыбка, блуждающая по губам Крауча, не оставляет никаких сомнений.

- Откуда такая уверенность? - громко откликаюсь, полностью вернув себе самообладание. Барти многозначительно посмеивается, второй рукой поигрывая зажигалкой: сжав металлические бочка двумя пальцами, он ведёт ею по столу, переворачивая на другую грань, и так до бесконечности. Это действие отвлекает всего на несколько мгновений, которых Краучу не доставало. Я мог бы попытаться сбежать, хоть и осознаю ничтожность своих шансов, мог бы напомнить ему о Реддле, о котором мы, не сговариваясь, так успешно забыли. Я мог бы сделать что угодно, но не делаю ничего, когда Барти наклоняется так, чтобы наши лица оказались на одном уровне, а его ладонь, секунду назад игравшая зажигалкой, опускается на моё колено.

- Я вижу это в твоих глазах, - выдыхает он мне в губы, и этот жаркий шепот впивается в мой мозг, как гарпун в спину акулы, наши носы касаются друг друга, и губы стремятся последовать их примеру. Мне вновь трудно контролировать себя, контролировать свои пальцы, которые желают утонуть в вихре тёмно-русых волос, собственное тело, которое хочет податься навстречу ладони, уверенно скользнувшей вверх по ноге.

- Ты пылаешь, как огонь, пылаешь так ярко, что практически ослепляешь, и не говори, что в этом мы с тобой не похожи, - выкладывает Барти свой козырь с закрытыми глазами, и я понимаю: сейчас или никогда. Либо я сейчас же всё это останавливаю, либо дороги назад не будет. Я уже не думаю про собственную мотивацию, потому что это бессмысленно: желать (во всех самых откровенных смыслах этого слова) Пожирателя Смерти - почти такое же сумасшествие, как хотеть прыгнуть со скалы без парашюта.

Да, именно сумасшествие - вот как можно это назвать одним словом. Чистое в своей первозданности, иррациональное, нелогичное, толкающее мир по наклонной. И, кажется, я знаю, куда эта наклонная ведёт.

Радужка глаз Барти практически полностью поглощается чернотой расширившихся зрачков, в которых помимо будоражащей воображение страсти сияет чистейшее любопытство. В моей голове мелькает мысль, словно Барти интересно, насколько далеко он может зайти.

Насколько далеко я позволю ему зайти.

Я предпринимаю попытку трезво всё обдумать, а потом понимаю: какое, к чёрту, трезво?

Сумасшедшая, абсолютно сумасшедшая ночь. Значит, нужно соответствовать, нужно пойти до конца, раз попробовать, чтобы больше не хотелось, чтобы заглушить то тёмное желание, которое с недавних пор испытываю к этому подлецу Барти, и успокоиться.

Неожиданно Крауч дёргается и, отстранившись, прижимается спиной к мягкой обивке дивана. На его лице проступают признаки испытываемого дискомфорта: линия бровей заламывается, лоб пересекают мимические морщины, а верхняя губа приподнимается, обнажая болезненно сжатые зубы. Сбитый с толку, я не сразу понимаю, в чём дело, но когда Барти сжимает ладонью левое предплечье, и всё становится ясно, как белый день.

Реддл вызывает его к себе и, по всей видимости, делает это весьма настойчиво.

Мерлин, нет-нет, всё, что угодно, но только не это!

Видимо, боль отступает, раз Барти с удовольствием переводит дух, только я не спешу радоваться. Он выразительно выгибает бровь, когда покидает диван и делает жест рукой, предлагая мне проделать то же самое. Меня не приходится просить дважды, потому что разум подсказывает, что сопротивляться себе дороже.

Толкнув дверь локтём, Крауч возвращается в огромный зал с танцполом, не выпуская меня, идущего рядом, из поля зрения, в то время как я истерически пытаюсь придумать, что делать. Нет никаких сомнений в том, что он собирается к Реддлу: по всей видимости, Барти, который сейчас мрачнее всех туч Лондона, всё-таки решил не травмировать слабую психику магглов зрелищем трансгрессии. Значит, пока мы не покинули это заведение, у меня есть шанс хотя бы попытаться отсрочить неминуемую встречу с заклятым врагом.