Застава «Турий Рог»

Горчаков негромко застонал, стиснул ладонями лоб, запрокинул голову, жесткий воротник врезался в шею. Послышались шаги, Горчаков расстегнул кобуру, пальцы скользнули по холодному металлу…

— Кто идет?!

— Ваш покорный слуга, — отозвался невидимый в темноте Господин Хо. — Вам, очевидно, нехорошо, вы стонали…

— Голова трещит, словно с похмелья. А порошков, как назло, нет… — Горчаков не выпускал пистолет.

— Сейчас приглашу врача. Выглядит он, правда, несколько экзотично и стетоскопа у него отродясь не бывало, но вы его не отвергайте, он поможет.

Господин Хо отрывисто произнес несколько фраз, и из темноты, мягко ступая на кошачьих лапах, возник Безносый. Горчаков напрягся, хунхуз приблизился, наклонился. Пахнуло омерзительным запахом черемши, которой Безносый накануне лакомился. Горчаков отшатнулся.

— Терпение, господин, терпение. Гарантирую исцеление.

Сдерживая рвоту, Горчаков покорился. Новоявленный лекарь положил тяжелую руку на лоб, другой принялся массировать затылок. Вскоре Горчаков почувствовал облегчение, боль притупилась, а затем утихла, голова стала ясной, свежей.

— Волшебство! Я совершенно здоров и бодр, как юноша. Спасибо тебе, братец. Господин Хо, искренне благодарю. Я чувствую прилив сил. Поразительно!

Горчаков был очень доволен, однако, когда хунхузы убрались в распадок, где стояли их кони, встревожился: грязные лапы Безносого шарили по лицу, а ведь он сифилитик. Впрочем, чепуха! Древняя, как мир, болезнь приобретается другим путем. А если Страхолютик прокаженный?

И все же Горчаков чувствовал себя прекрасно. «Нечего унывать, выберемся из этой передряги. Пробьюсь через границу, доложу этой обезьяне Кудзуки, что его идиотский приказ выполнен, затем пошлю его ко всем чертям. В Китае русских патриотических организаций предостаточно, куда приятнее работать с соотечественниками, чем с хитромудрыми и лукавыми азиатами».

Сколько веревочке ни виться, а кончик останется. Неминуемое в конце концов случилось — отряд Горчакова перестал существовать. Уцелевшие нарушители в панике бежали. Горчаков нахлестывал шатающегося коня, конь упал, падали загнанные лошади, оставались лежать, последнюю вели в поводу. Поглаживая царапнутый пулей висок — кровь уже запеклась, Горчаков припоминал, как все получилось; перед воспаленными глазами мелькали темные тени.

Проморгали часовые? Возможно, пограничники бесшумно сняли их и подобрались к лагерю. Не хрустни сухая ветка под сапогом красноармейца — конец. В лучшем случае — везли бы сейчас в тюрьму.

Сухой треск прозвучал неправдоподобно громко, расшатанные нервы усилили звук. Горчаков вскочил, выстрелил в набегавшую тень, затрещали беспорядочные выстрелы, заметались, закричали люди, дико всхрапывали кони.

Считанные секунды продолжалась отчаянная схватка, пограничники быстро сломили сопротивление нарушителей: на их стороне внезапность, их много… Как же все-таки удалось прорваться? Горчаков дотронулся до пылающего виска, застонал не от боли — от обиды. Как бездарно все кончилось, отряд разгромлен, уничтожен, финита ля комедиа. Полководец без войска, новоявленный Пирр, бежит как затравленный волк. О господи!

— Больно, ваше благородие? — участливо спросил кто-то голосом Лахно. — Не печалуйтесь. Шкуру осмалило[167], заживет. Вскользь прошла, окаянная, стукнула шибко, через это кость мозжит.

— Мозжит, — бездумно повторил Горчаков. — А ты как?

— Уберег господь. Надолго ли?

— А остальные?

— Эх, ваше благородие, остальные! Их всего ничего осталось. Кого на месте положили, на той полянке, будь она проклята, кто руки поднял…

— Сдались?!

— Жизнь одна, вашбродь…

Рассвело. В туманной дымке маячили люди. Лица землистые, одежда изодрана в клочья, Мохов, Зыковы, Ганна, зябко кутается в плащ простоволосый Лещинский; Господин Хо с Безносым, круглолицый Маеда Сигеру.

— Не хорсё. Очинно не хорсё.

— Хуже не бывает, — сплюнул Мохов. — Положение швах. Окупцова с Волосатовым я вперед послал, вот и вся моя армия. Так-то, Сергей Александрович. Довоевались.

— Да, не повезло. Тем не менее мы…

Мохов натужно со всхлипом захохотал:

— Неужто думаете, мы что-то можем? С нашими ошметками? Нет, Сергей Александрович, нам теперь одно остается. — Мохов выждал, пристально глядя на Горчакова, который, морщась, потирал висок. — Остается нам, — продолжал Мохов, — бочком, петушком, да восвояси.