Застольные беседы

Близость к дельфийскому культу Аполлона возникла у Плутарха уже в молодые годы, когда он вместе с братом Ламприем и их учителем философом Аммонием посетил Дельфы и там участвовал в обсуждении вопросов культа и его истории. Такого рода вопросам посвящены среди сохранившихся сочинений Плутарха диалоги «О надписи «Е» в Дельфах», «О суеверии», «Об оракулах Пифии», «Об упадке оракулов». Эти сочинения внутренне связаны с жреческой деятельностью Плутарха, один из эпизодов которой — участие в постановке статуи императора Адриана — был упомянут выше. Из замечания, сделанного в трактате «Надо ли старику заниматься политикой» (17, 798 F), видно, что на пожизненную должность жреца дельфийского Аполлона Плутарх был избран в возрасте около пятидесяти лет. Его деятельность на этом посту снискала ему глубокое уважение, свидетельством чему сохранилась надпись на постаменте статуи, найденном в Дельфах в 1877 г.:

Здесь Херонея и Дельфы совместно Плутарха воздвигли:
Амфиктионы его так повелели почтить.

Не исключена возможность, что этой статуе принадлежала мраморная голова, найденная в Дельфах десятью годами позднее.[2248]

* * *

Плутарх считал себя верным учеником и продолжателем Платона. Но существенное различие между учителем и учеником создает то, что для Платона цель философии — познание истины, а у Плутарха теоретические задачи философии отступают перед практическими, и она является прежде всего наставницей жизни, βίου κυβερνήτης. Близость этических воззрений, не всегда закономерно выводимых из той или иной определенной общефилософской системы, приводила к тому, что Плутарх часто с сочувствием цитирует философов, далеких от платоновского объективного идеализма, — Эмпедокла, Демокрита, Пифагора, Гераклита, Феофраста. Более того, он многое заимствует у стоиков и эпикурейцев, полемике с основными взглядами которых он посвятил специальные сочинения: «О противоречивости стоиков», «Об общих понятиях против стоиков», «Против Колота»,[2249] «Правильно ли сказано: Проживи незаметно» (сочинение, в котором Плутарх резко выступает против индивидуалистической этики эпикуреизма).

В качестве прямого истолкователя Платона Плутарх проявил себя в значительном числе произведений, но большая часть из них утрачена. В сохранившемся сочинении, имеющем форму письма, обращенного к сыновьям автора Автобулу и Плутарху, «О порождении мировой души согласно Тимею» Плутарх обстоятельно развивает свое понимание сложной космологической системы «Тимея». Сюда же, очевидно, примыкало и утраченное, но известное нам по Ламприеву каталогу сочинение «Платон о рождении мира». Сохранившиеся «Платоновские вопросы» имеют характер реального комментария к определенным местам платоновских текстов — преимущественно из того же «Тимея» — и дают живое представление о том, как велось изучение Платона в херонейской школе Плутарха.

Важнейший материал, характеризующий Плутарха как интерпретатора Платона, должно было содержать сочинение, известное нам только по заглавию, приводимому в Ламприевом каталоге: «Где пребывают идеи». Здесь, очевидно, развивалась центральная в системе объективного идеализма мысль о существовании идей как объектов, не связанных с какими бы то ни было временными и пространственными определениями. То же приходится сказать и о другом упоминаемом в этом каталоге сочинении: «Что такое цель согласно Платону».

Общую оценку преданности Плутарха учению Платона дает Циглер,[2250] произведший тщательный подсчет всех мест, где об этом свидетельствуют прямые цитаты или реминисценции: «Насколько Плутарх вжился в Платона, как он был проникнут его непрестанным изучением, с особой наглядностью показывает, наряду со специально посвященными Платону работами, множество мест, в которых он его цитирует, иногда называя по имени, иногда без этого, и притом не только сознательно имея в виду определенное место, но и в виде непроизвольно соскользнувшей с пера реминисценции».

К научно-философским произведениям тематически близки теологические: у религиозного Плутарха затруднительно провести четкую грань между философским умозрением и мистическим созерцанием. Сюда относятся прежде всего связанные со жреческой деятельностью Плутарха диалоги, которые он сам называет пифийскимн: «О знаке «Е» в Дельфах», где высказываются различные мнения, исходящие из истолкования этого знака либо как буквы, либо как цифры, либо как одного из трех омонимических слов, обозначаемых этой буквой, но обсуждение не приводит к удовлетворяющему всех собеседников определенному результату; «О надписи «Познай себя», или Бессмертна ли душа» — само произведение утрачено, но содержание достаточно раскрыто в заголовке; «Об отказе от метрической формы в вещаниях Пифии», где, как и в тесно связанном с этим произведением по содержанию диалоге «Об убыли оракулов», рассматриваются различные объяснения непосредственного источника вещаний Пифии.