Застывшая кровь

Она кивает и скрещивает пальцы на рукояти трости, а я терпеливо жду начала второго акта. На лощёном лице Данга видно полное наслаждение произведённым эффектом, когда он меняет голос на лживо-снисходительный, вновь обращаясь к подсудимому.

— Граф Эгертон, вам даётся право последнего слова. Есть ли что-то, что вы бы хотели сказать перед смертью?

Анвар настороженно замирает, сжимает кулаки на подлокотниках железного кресла. Вижу, как играют на скулах желваки, как поблёскивает от испарины чёрная кожа. Панцирь невозмутимости, контроля каждого вдоха, заметно трещит под давлением азиса и обещанной жуткой участи. Наверняка он планировал бежать с помощью Юники, если дело станет совсем плохо, но незамедлительная казнь означает, что такой возможности уже не будет. Всё приведут в исполнение прямо сейчас, продырявят тело сотней шипов и оставят истекать кровью у склепа.

Я хочу покаяния. Вымаливания прощения, хоть чего-то подобного — но Анвар больше не смотрит в мою сторону, и только гордо вздёргивает волевой подбородок:

— Лишь то, что умру с незапятнанной честью. Я не предавал ни одной из своих клятв и хочу, чтобы моей семье передали эти слова.

Мои пальцы дрожат, ледяная дорожка сбегает по позвонкам. В его тембре слышится стальной звон, болезненная искренность и ни на миг не погнувшаяся уверенность. Зря я думала, что на смертном одре его можно будет сломать. Нос предательски щиплет, и, сделав прерывистый выдох, я расправляю веер. Хватит. Истинный лжец соврёт и самому Харуну.

Подчиняясь сигналу, распахивается дверь за плечами Данга, через которую обычно уводят преступников на казнь. Однако сейчас два крупных биррита затаскивают в зал грязного, тощего и заросшего патлами бродягу в кандалах, небрежно бросая его возле железного стула. Зрители ошеломлённо ахают на такое вторжение.

— Уважаемый верховный азис! — оглушающе гремит голос одного из бирритов, пока Данг вновь пытается возведёнными вверх руками призывать шепчущийся народ к тишине. — Этот недостойный муж был пойман при попытке бежать из города! После допроса он сознался, что своими руками отравил меч!

— Поднять! — тут же командует Данг, и я с уколами удовольствия вижу, как в полном недоумении смотрит на незнакомца Анвар, когда бирриты подтаскивают бродягу ближе к трибуне. — Как твоё имя?

— Ли… ик… Хапуга Ли, да, так оно… — ещё раз шумно икнув, бродяга с трудом сосредотачивает не то безумный, не то пьяный взгляд на лике Сантарры перед носом. Спутанные патлы, из-за налипшей грязи неясного цвета, переходят в такую же плешивую бороду, а вместо одежды у него обрывки лохмотьев.

— Почему стражи говорят, что это ты отравил меч?

— Меч? А… ножички-мечики… ик. Хапуга Ли всё могёт, надость только хорошо позолотить…

— К чему мы тратим время, уважаемый азис? — вмешивается в процесс допроса глубокий бас кассиопия, и тот поднимается с первой скамьи, выходя в центр зала с бряцаньем железных сандалий. — Люди Велории, что вы видели в день смерти короля?

Он поворачивается к народу, и я напряжённо замираю: власть веры порой практически не имеет границ. И если сейчас кассиопий решит отойти от намеченного пути, вести собственную игру, то никто ему не сумеет помешать. Не замечаю, как действительно начинаю обмахиваться веером, но тот лишь гоняет отвратительно воняющий валерианой горячий воздух, и в итоге я раздражённо его отбрасываю на пол.

— Колдуна! Мы видели магию, ваше белосвятейшество! — выкрикивает из дальнего ряда самый смелый мужской голос, и ему вторят ещё несколько:

— Магия — это кощунство! Короля убил маг!

— Король упал от одной царапины, ни один яд такого не может! Это магия!

— Смерть колдуну! Пока нас всех не покарала богиня!

— Истинно так, — важно кивает кассиопий, простирая вверх руки, и алые манжеты белоснежной рясы кажутся мазками крови на снегу. — Вы абсолютно правы, и богиня никогда не позволит магу ходить по улицам нашей великой столицы! Богиня сама назовёт истинного преступника! Яд, убивший Его Величество Казера Воскрешённого, действительно был создан руками Харуна. А значит, ответ прост: если в этом зале есть маг, он умрёт, сражённый святым питием детей богини. Верховный азис одобряет проверку?

— Одобряю, — устало бормочет Данг, облокачиваясь о трибуну и вытирая платком мокрую шею. — Принести освящённой воды и напоить обоих. Богиня умертвит виновного сама.

— Да будет так. — Кассиопий повелительно машет рукой мнущемуся в сторонке младшему жрецу, и тот уходит через распахнутую дверь, откуда приволокли бродягу.

Народ судачит, и пока им дают это делать. Хапуга Ли — судя по всему, вовсе не понимающий, где находится — сидит на полу и бестолково раскачивается из стороны в сторону. Понятия не имею, где его откопали, но Белларский учтиво мне шепчет, что его и так собирались повесить за разбой и грабежи. Анвар же смотрит на бродягу с явной задумчивостью, а когда жрец возвращается с подносом и двумя железными стаканами, едва уловимо вжимается в спинку кресла. Тревога. Наконец-то вижу тревогу на этом тёмном лице, и ради неё стоило начинать спектакль.