Застывшая кровь

— Что теперь ты надеешься подчинить меня с помощью ребёнка, — не задумываясь, озвучиваю я вспыхнувшие от этой нежеланной ласки опасения, и Анвар тут же хмурится. — Удобно выходит, если без тебя я не смогу ни есть, ни спать. И буду вынуждена отменить казнь. Никакого выбора, правда?

— Я не твоей зависимости от себя хочу, а просто пытаюсь…

— Это не я от тебя завишу. А он, — отложив ложку, прикрываю ладонью впалый живот, удивляясь его сегодняшней теплоте. — Двадцать лет я как-то жила, не нуждаясь ни в ком. И очень надеюсь, что хотя бы это ты не планировал, когда упорно лез мне под юбку.

— О, ну конечно, планировал. И беременность, и твой ночной паралич, и в темнице оказаться планировал, и сдохнуть в зале суда, и страну до войны довести. Солнышко, не забывай, я же мерзкий злой колдун, который годами строит козни в своей пещере! Выродок. Если случается какая-то дрянь, то это всегда моя вина, — поток раздражённого ехидства заканчивается усталым вздохом и чуть усилившимся давлением пальцев, сжимающих мою ладонь. — Думай, что хочешь. Только есть не забывай. Больше от тебя ничего не прошу.

Неожиданная волна стыда окрашивает щёки, и я утыкаюсь взглядом в тарелку. Как-то действительно глупо всё это звучит, в чём точно не признаюсь. Новое обращение ко мне сквозит насмешкой, а в слове «выродок» настолько звенит сталь, что в какой-то момент хочется заткнуть Анвара любым путём. Слишком уж… изнутри идёт эта обида. И мне совсем не радостно, что так явно задела его за живое и что-то очень-очень болезненное.

В одном он был прав ещё вчера: мы почти друг друга не знаем.

Рассеянно откусываю от хлеба с сыром, чтобы скрыть смущение. Вкусно до лёгкого головокружения — невероятно уже то, что я вообще ем. Однако увлекаться всё же не стоит, нет никакой гарантии, что едва касание закончится — и моё тело не отторгнет чужеродную пищу. С усилием сглотнув, всё же прерываю повисшую неловкую тишину:

— Почему это так важно? Анвар, тебе жить осталось… от силы пару седьмиц. Но ты явно хочешь, чтобы этот ребёнок родился. И я не могу понять подвоха…

— Нет никакого подвоха. Если в этом мире за что-то и стоит бороться, так это дети. И я буду бороться, даже если ты мне помогать не намерена. Не поверишь, сколько всего можно сделать за несколько дней, особенно в Сахетии, где Волтар подскажет, как сохранить эту жизнь после моей казни. Родители не отказались от меня несмотря на то, кем я рождён, и я тоже не брошу своего ребёнка. Вот, почему я не сбегу. Ты боишься быть привязанной ко мне… но на самом деле это я привязан к тебе. И куда крепче, чем кажется.

Его сиплая, спонтанная речь сквозит такой убеждённостью, что невольно заражает, лихорадит через наше касание. Как же я боялась этого допустить. Но надежда, что с таким фанатиком-отцом ребёнок сможет увидеть свет, уже плотно опоясывает грудь, будто искрит внизу живота. Осторожно вытягиваю пальцы из тёплой ладони, вдыхаю поглубже, пытаясь привести себя в чувство, не верить, не тонуть в так вдохновляюще сверкающей в солнечных лучах прозрачной радужке… Вспомнить, что он никогда и ничего не делал и не говорил без определённой цели. Дать должный отпор, в котором не ощущаю потребности — и уже это абсолютно ненормально.

— Нам нужно отправляться, — неловко кашлянув, поднимаюсь с лежака и шагаю к выходу из шатра, старательно не смотря в глаза Анвара. — Спасибо за завтрак. И за честность. Теперь я хотя бы знаю, что тебя интересует лишь твой магический приплод, а не я сама — это многое упрощает. По крайней мере, следующей ночью можно ограничиться рукопожатием, а не раздеванием, учитывая мою неспособность сопротивляться.

— Серьёзно? — потрясённо вскидывает брови Анвар, на какой-то миг вовсе немея. И ступор на его лице стоил того, чтобы сочинить подобные обвинения. — Теперь я ещё и трогаю тебя против воли? Потрясающе! Просто, кхорры раздери, потрясающе…

Но я уже спешно покидаю шатёр, задавливая невольную улыбку. Эта странная пикировка начинает мне нравиться и бодрит лучше любого чая. Пробуждает всю гамму отмерших после поединка чувств: азарт, осознание своего влияния на него, желание двигаться, жить, играть в полную силу. А выводить Анвара из его кокона равновесия — очень даже неплохой способ разбавить тоску последних дней.

* * *

Может быть, дело в еде, или в хорошей солнечной погоде, или же во влитой в меня магии — не знаю. Но сегодня долгая скачка даётся в разы проще, словно измученное тело наконец-то вспоминает, как правильно держаться в седле и не уставать. За старыми боевыми байками Нэтлиана и штуками Юники, к отсутствию манер у которой понемногу начинаю привыкать, дорога проходит быстро и легко. Отряд двигается по тракту так бодро, что ещё до первых закатных лучей мы видим впереди заострённый шпиль храма, а за ним и высокие крепостные стены, целиком сложенные из снежного камня и сияющие белизной. Не успеваю даже порадоваться, что ночь все проведут под защитой графа Элтора Тревийского, управляющего этими лесными землями, как вперёд вырывается пегая лошадка жреца и замирает посреди дороги.