Застывшая кровь

Он словно этого совсем не разделяет — от его самообладания даже становится не по себе. Может ли так быть, что я его никогда не интересовала как женщина? Что он просто… следовал плану завоевания, не получая никакого удовольствия? В смятении придерживаю корсет на груди, не дав ему упасть, пока Анвар расстёгивает цепочку и убирает кулон.

— Можно я расплету твои волосы? — неожиданно глухо шепчет он у самого уха, опаляя кожу.

— Да, — сдавленным эхом отвечаю я, окончательно заблудившись между чувствами, желаниями и непониманием, чего он пытается добиться. Почему вдруг начал просить разрешения.

— Спасибо.

И вдобавок — благодарить…

Он бережно перекладывает косу на мою спину, убирает ленту на её конце. Я практически не дышу, лишь осязая, как он прядка за прядкой расплетает волосы, вытягивает жемчужную нитку и оставляет свободные белые волны щекотать кожу. Ненавязчивый аромат мелиссы после принятых ванн рассыпается в воздухе. Всё это настолько необычно и так сильно чувствуется, что его грубоватые пальцы непривычны ни к чему подобному, что кажется — он боится. Дёрнуть хоть волосок, шевельнуться слишком резко. Спугнуть вновь залетевшую в комнату робкую бабочку, которая ещё не знает, где ей место, и незримо летает над нами.

— Они волшебные, — пропуская между пальцев распустившееся прядки, с неуловимым благоговением шепчет Анвар. — Сразу это почувствовал. Они будто… поют песню, которую смертному не услышать.

— Нэмике сказала, что их окрасила душа мамы.

— Охотно в это верю…

Он придвигается ближе, шумно втягивает запах кожи, и от этого чистого наслаждения близостью у меня всё сильней дёргается под рёбрами. Обожание. Оно в новом нежном касании плеча, вынуждает меня ослабить ладонь и опрометчиво отпустить корсет. Ткань мягко падает к поясу, и я сдаюсь, разворачиваюсь к Анвару лицом, мечтая ощутить вкус его требовательных губ на своих.

И только тут замечаю кружащие в полумраке мелкие сверкающие голубые пылинки, медленно опускающиеся сверху. Моргнув, пытаюсь сбросить тяжесть, которую они приносят с собой — размягчают каждую конечность, давят на веки.

— Спи, солнышко. Плохие девочки не едят сладкого.

Азартная усмешка и победно сияющие прозрачные глаза становятся последним, что удаётся запомнить перед тем, как моё тело кулем падает на постель.

* * *

— В-ваше В-величеств-во…

Из темноты невероятно крепкого сна без сновидений меня зовёт незнакомый, писклявый женский голосок. Сознание возвращается удивительно легко, разум кажется чистейшим стеклом. Безо всякого труда открыв глаза, вижу робко мнущуюся у постели рыженькую девушку в изумрудном переднике, краснеющую и заикающуюся.

— В-ваше… В-в…

— Да? — прерываю я её, пока бедняжка сознание не потеряла от ужаса. Во рту сухо и дико хочется пить.

— В-вас… велено разбудить, — выпаливает служанка на одном духу, и дальше её речь превращается в сплошной несвязный поток: — Милорд-то в опочивальне, так вот до сих пор не изволил, а ваши все уже при конях, только супруг в столовой ожидает, вот и велел, а вы тут, ну а я как…

Захлебнувшись словами, она вновь заливается краской, и я далеко не сразу осознаю, почему. Пошевелившись приятно тёплым, расслабленно отдохнувшим и ни капли ни ноющим телом с ужасом понимаю: я же, болотные духи, абсолютно голая!

Сдавленно охнув, спешно юркаю под одеяло, прикрываясь от чужих глаз. Поразительно! Этот паршивец, который имеет наглость зваться моим мужем, в свете неоспоримой казни совсем потерял и рассудок, и чувство самосохранения. Мало того, что посмел меня усыпить, так ещё и явно раздел до конца, и… одной богине известно, что делал дальше. Лихорадочно соображаю, как быть, и обречённо вздыхаю:

— Эм, милая, давай ты перестанешь глаза прятать, ладно? Мне нужно собраться, и поживей. Поможешь? — я дополняю мягкий тон доброй улыбкой, и девушка настороженно кивает:

— Сей момент, миледи. Сейчас всё сделаю… А что видела, то никому не скажу, честное слово!

— Наоборот, моя хорошая. — Я слишком уж бодро для своих обычно деревянных поутру конечностей сажусь, кутаясь в одеяло, и озорно ей подмигиваю: — Чем больше людей узнает от тебя, что утром королева проснулась в супружеской постели в неглиже, тем лучше. И я даже разрешаю тебе что-то приукрасить, к примеру, о раскиданных вещах или неприличных следах на теле… Справишься?

Служанка в полном шоке приоткрывает рот, а я уже активно роюсь среди простыней и подушек в поисках… ага. Так и думала, что кулон с сапфиром Анвар просто кинул тут. Нашарив цепочку, кидаю подарок девушке, и она машинально его ловит, тут же заходясь потоком благодарностей:

— Вот это да! Ваше Величество, это так щедро… Спасибо, от всего сердца спасибо! Конечно, я всё, что захотите, расскажу девкам придворным! И служкам, а те — госпожам… Ой, да все и так только и говорят, как вас муж-то на руках носит, а тут такое…

— Вот и славно. А теперь давай одеваться и завтракать. Как тебя зовут?

— Мила, Ваше Величество. А на завтрак вас ожидать изволят…

— Поем тут. Хлеб, чай и кашу на воде, без масла.