Кажется, это и правда так — сотни зелёных стеблей медленно втягиваются назад, а серая женская фигура будто рябит среди молочного тумана. Разжимаются путы, сдерживавшие Эдселя, и тот падает на траву, на все лады поминая грязных духов и кхорр. Ругается — значит, живой. Отмахнувшись от предупреждений, я решительно спрыгиваю на землю и бегу к Анвару, всё ещё стоящему на коленях. Что-то не так, я это чувствую кожей. В том, как он застыл в изваяние, определённо нет ничего хорошего — как и в затянутых слепой чернотой чужих глазах.
Земля вновь угрожающе дрожит, но теперь уже стягивая рану в земле обратно, и в неё змеями ускользают последние побеги исчезнувшей Мали-онны. Рухнув перед Анваром на колени, обхватываю в ладони его безучастно застывшее посеревшее лицо.
— Анвар! Слышишь меня?! Очнись! — зову его срывающимся голосом, а от паники льдом трясётся в самом животе.
— Слышу, — пустым, ничего не выражающим шёпотом отвечает он и жмурится. Не дышу, немеющими пальцами поглаживая его скулы, пока он наконец-то не втягивает воздух со свистящим шумом.
Разлепляет веки, несколько раз моргает, и чёрная муть уступает привычной прозрачности, по крупице растворяется в свете. Облегчённо всхлипнув, обнимаю его как можно крепче, прижимаюсь щека к щеке, слушая восстанавливающий ритм пульс. Не нужно объяснять, что произошло — если мне Мали-онна при одном коротком взгляде показала отголосок будущего, страшного будущего, то так долго пытавшемуся с ней договориться Анвару она явно открыла куда больше. И это не то знание, которое кому-либо нужно. Но если бы он не заговорил с ней, мы бы вовсе не понимали, как справиться с этой тварью.
— Она показала тебе твою смерть? — глухо шепчу я, за собственным стуком в висках не слыша себя.
— Неважно. Сейчас она ушла, и мы в безопасности. Хотя бы сегодня…
Он как-то ужасающе несмело обнимает меня в ответ, и я чувствую лёгкую дрожь в его руках. Это пугает куда больше злобного духа, голосов мертвецов в моей голове и всех возможных стрел. Он не может дрожать, не мой Анвар, у которого всегда всё просчитано наперёд. Но сейчас страшно нам обоим.
10. Вестник
Жуткий день переходит в такую же душную, прелую ночь. Кажется, появление Мали-онны сломало что-то в самой природе: долго намечавшегося дождя так и не приходит, а бойцы отряда становятся непривычно тихи, когда мы разбиваем лагерь на берегу Флифары. Ещё бы — осознать и переварить новости, что детские сказки совсем не выдумка, обывателю не так-то просто. Всё же хорошо, что для меня колдовство не такой шок, и ко многому я успела мысленно подготовиться.
Эдсель пусть и перепуган до седых бровей, но оказывается почти невредим за исключением тьмы синяков — недолго думая, я укладываю его в шатре Нэтлиана, чтобы немного пришёл в себя. Он мрачно молчит, и я понимаю, что ему тоже нужно хоть немного времени на осознание: как бы он ни относился к магии, сегодня именно ей все обязаны жизнями. Радует, что Анвару не пришлось открыто колдовать на чужих глазах, однако теперь, кажется, ведьмой вполне могут посчитать меня. Судя по доносящимся до моих ушей шёпоткам, никто особо не понял, что я отдала Мали-онне. И это лишь повод строить глупые догадки…
Ужас в том, что я и сама не знаю, чем расплатилась.
К тому времени, как накрытый плотным одеялом ночи лагерь уходит ко сну, у меня от количества недоумевающих взглядов на затылке словно пробита дыра. В царящей духоте не озаботившись мантией, беру с собой фонарь и ухожу подальше от костра и людей, продравшись через заросли ивы, спускаюсь по крутому берегу к бурлящей реке. Мне просто хочется немного уединения и тишины, которые не найти в шатре, откуда всё равно всё слышно.
Чего я точно не ожидала — что, спустившись по поросшему колючими кустами склону, увижу впереди знакомый до дрожи тёмный силуэт. Анвар сидит на траве, глядя на течение, омывающее торчащие из воды булыжники, и даже не дёргается, хотя наверняка слышит моё приближение. Из одежды на нём — один лишь комком брошенный на колени плащ, прикрывающий наготу, и в слабом лунном свете видно, как мириадами сверкающих точек переливаются на тёмных жилистых плечах капли влаги. Прерывисто выдыхаю, но всё же мягко ступаю по густой траве дальше. Огонёк в моём фонаре слабо трепещет, как и беспокойный пульс.
— Разве вода не ледяная для купания? — осторожно спрашиваю я, усаживаясь слева от Анвара на расстоянии вытянутой руки. Ставлю на землю фонарь, чувствуя, как взмокла ладонь, держащая медную ручку.
— Ледяная. Но мне надо было освежиться, — не повернув головы, приглушённо отвечает Анвар, и мне его рассеянность совсем не нравится. Слишком на него непохоже. Чувствую, что нужна ему сейчас, хоть и не понимаю, как помочь. Но ужасно этого хочу.
— Поговорим о том… что эта тварь тебе показала? — нерешительно покусав губу, всё же делаю слабую попытку его растормошить: — Будет здорово, если ты увидел, как умираешь глубоким стариком, в обнимку с такой же высохшей старушенцией, а вокруг рыдают ваши дети и внуки.