Застывшее время

– Я в этом ничего не смыслю, – признался Джон, – но мне кажется, кто угодно может нарисовать хороший портрет Гермионы.

– Она самая шикарная женщина из тех, что я знаю.

Тут он оживился.

– Правда же? И притом чертовски умна! Восхитительная женщина! Вы давно с ней знакомы?

– Они с мамой старые подруги. Хотя вряд ли можно сказать, что знаешь друзей родителей.

– Наверное.

Помолчав, он спросил:

– А с Майклом вы знакомы?

– Нет, раньше не встречала. А как его фамилия?

– Разве вы не знаете? – Почему-то это обрадовало Джона. – Он ведь у нас знаменитость, известный портретист. Его картины стоят целое состояние. Гермиона ни за что не смогла бы себе позволить такую роскошь: кто-то подарил ей портрет, только она не говорит, кто… – Он снова помрачнел.

– Когда же он его написал, если служит на флоте – на эсминце, кажется?

– А он был в отпуске по болезни – аппендицит. Оперировал судовой врач; видимо, не совсем удачно, так что его отпустили на полтора месяца.

Оркестр умолк, и они вернулись к столу.

Когда пришла ее очередь танцевать с Майклом, выяснилось, что он – великолепный танцор. Играли квикстеп, и он закручивал ее в немыслимые фигуры. Луиза изо всех сил старалась не отставать.

– Просто расслабьтесь и повторяйте за мной, – посоветовал он, однако ей это совсем не показалось «простым».

– Извините… Я не слишком хорошо танцую.

– Ерунда! У меня было больше практики, только и всего: мы каждую неделю ходили в Хэммерсмит-Пэлис. Вот, смотрите: когда я вас поворачиваю, двигайтесь в единственно возможном направлении.

Тем не менее на деле все казалось гораздо сложнее, чем на словах.

– Остальные танцуют, – заметил он. – Давайте вернемся за столик и поговорим. Эсминцы – не самый мой главный интерес. До этого меня куда больше занимали лица – а у вас невероятно красивое лицо. Я бы очень хотел вас порисовать. Многие считают мои картины вульгарными; пожалуй, они и правы. Зато я неплохо рисую карандашом. Так когда я смогу вами заняться?

– Не знаю… – Ее так ошеломил комплимент, что хотелось поскорее заглянуть в зеркало и проверить, насколько она изменилась. – Я в городе всего на одну ночь. Родителям не нравится, когда я остаюсь в Лондоне.

– Конечно же, они правы. Тогда, может…

И тут случилось нечто из ряда вон выходящее: раздался оглушительно громкий взрыв, стены покачнулись, словно пытаясь устоять на месте. С жалобным звяканьем затряслись подвески на люстрах, дрогнули на столах маленькие лампы с красным абажуром, и даже шампанское заплескалось в фужерах. Кто-то испуганно выдохнул. Одна женщина ойкнула неестественно высоким голосом. Все происходило одновременно: казалось, время остановилось. С потолка отвалился небольшой кусочек штукатурки и очень медленно приземлился прямо на их столик. Луиза так и застыла, не шевелясь.

Майкл взял ее за руку.

– Какая вы храбрая девушка! – воскликнул он. – Я собирался сказать: «Приезжайте к нам в Уилтшир на выходные, мама будет рада с вами познакомиться». Теперь же я просто уверен в этом.

– Бомба? – спросила она.

– Да, и довольно близко.

К столу вернулись Джон с Гермионой.

– Это уж слишком! – капризно протянула Гермиона. – Даже повеселиться нельзя – обязательно испортят настроение! Давайте закажем еще одну бутылку шампанского, чтобы взбодриться.

Подошедший официант рассказал, что, по слухам, бомба ударила в церковь на Пикадилли. Некоторые спешно покидали ресторан, однако Гермиона решила остаться.

– В конце концов, они пока еще не сыплются нам на голову. – Она поглядела на Луизу. – Как ты, лапочка? Нормально?

Луиза молча кивнула. Хоть ее и назвали храброй, на деле ее слегка потряхивало.

Было уже далеко за полночь, когда они с Гермионой наконец вернулись домой. Снимая накидку в холле, Гермиона заметила:

– Ты имела большой успех у Майкла Хадли. Вы хорошо провели время?

– Да, вечер был просто чудесный! Я вам так благодарна за приглашение!

Луиза поцеловала душистое, изящной лепки лицо. Гермиона легонько похлопала ее по щеке.

– Учти – он тот еще сердцеед. Не увлекайся им чересчур, ладно, милая?

– Не буду.

Луиза ответила так лишь потому, что это от нее ожидалось, но в глубине души задумалась: смог бы он и вправду разбить ей сердце – и главное, стал бы?

Гермиона бросила на нее испытующий взгляд и хотела что-то сказать, но передумала.

Луиза уже разделась и чистила зубы, когда она тихо постучала в дверь.

– Совсем забыла сказать: утром я уйду рано, так что мы не увидимся.

– Вы пойдете на фабрику?

– Да, на свою собственную фабрику. А ты спи. Как проснешься и захочешь позавтракать – позвони, Ивонн принесет. Будь умницей, не опоздай на поезд, а то твоя мать больше тебя не отпустит. Compris?[17] – И она вышла.

Луиза легла в постель. Прозвучал сигнал отбоя. На часах было уже двадцать минут пятого. Бедной Гермионе не стоит и ложиться, подумала она. Едва голова коснулась подушки, как ее сморил сон.

На следующее утро Луизу разбудила горничная: некий джентльмен просит ее к телефону.

– Это Майкл, – раздался в трубке мужской голос. – Майкл Хадли.

– Здравствуйте.

– Я вас разбудил?

Она посмотрела на часы: десять утра.

– Да нет, не очень.