Застывшее время

– Представляете, Джонатан расплакался из-за того, что мы не стали устраивать фейерверки на день Гая Фокса!

Тяжелой волной накатывало разочарование, но тут офицер, сидящий напротив, наклонился и сказал едва слышно:

– Вы прелестны! – и посмотрел на нее с таким восхищением, что она покраснела и не нашлась с ответом.

Он улыбнулся.

– Я смотрю, эсминцы – не ваша тема.

– Совсем нет! Кого они вообще могут интересовать?

– Должен признаться, мне приходится – я на нем служу.

– А… – Как неудобно получается, когда ничего не знаешь о человеке! – Извините…

– А что вас интересует?

– Я учусь на актрису. То есть училась – школу закрыли из-за налетов.

Дальше стало проще: она рассказала ему, как ходила на прослушивания репертуарных театров безо всякого успеха, что ее школу, возможно, эвакуируют куда-нибудь за город, что она всегда мечтала играть мужские роли в пьесах Шекспира, что ее семья против – нужно заниматься серьезной работой и приносить пользу. К тому времени добрались до десерта.

– А что вы не едите пудинг? Безумно вкусный!

– Я их вообще не ем, – соврала она, стараясь казаться взрослой.

– Правда? А я так обожаю, и чем гуще, тем лучше. В школе я больше всего любил пудинг на сале с патокой.

Луиза слегка опешила.

– Ну, мне тоже нравится… Просто я уже наелась…

– Очень мудро с вашей стороны.

Тут его кто-то позвал, и она съела несколько ложек шоколадного мусса, чтобы не показаться грубой. Подняв голову, Луиза поймала ободряющий взгляд Гермионы. В начале вечера та представила ее гостям, сказав: «Это моя новая доченька». Ах, если бы она и вправду была моей матерью, подумала Луиза. Невероятно шикарная в алом шелковом платье, изящно облегающем фигуру, с разрезом на боку, и атласных туфлях в тон. От нее пахло гардениями (Луиза знала это лишь потому, что спросила); по всей квартире витал тонкий аромат, как будто хозяйка прошла и оставила после себя душистый след.

– Это «Беллоджия», – пояснила Гермиона еще до приезда гостей, деловито прохаживаясь вдоль стола: выравнивала ножи и вилки, скручивала салфетки, ощипывала розы, велела официанту сменить бокалы для кларета. Все выглядело безупречно. Луиза отметила, что официантов вовсе не раздражают ее придирчивые замечания, произносимые тягучим, властным тоном.

– Совершенно не выношу стеклянные масленки – поменяйте! – распорядилась она. – Я же сказала – нужен белый фарфор! И чтобы никакой петрушки, будьте любезны.

– Да, миледи, – и кидались выполнять ее распоряжения.

После ужина все перебрались в гостиную и разместились в пухлых креслах с позолоченными ножками – немного напомнило дом Стеллы. Подали кофе с подходящим по цвету сахаром. Тот, что восхищался ею, сел рядом. Кажется, его звали Майкл, но она постеснялась спрашивать фамилию, ведь их представили вначале.

Однако тут Мэрион спросила:

– Ну, как поживает знаменитая картина? Уже готова? Когда же мы ее увидим?

– Я оставил ее в холле.

– Я непременно тебе покажу! Майкл, будь добр, принеси!

Это был портрет Гермионы в полный рост: в темно-сером атласном платье у белого мраморного камина, рука покоится на каминной полке. За ее спиной, по другую сторону очага, темный, грязновато-желтый бархатный занавес. Волосы, черты лица – все вроде бы передано верно, и в то же время нет ощущения самой Гермионы, ее подлинного характера. Ткань платья, тяжелые складки бархатного занавеса, белый мрамор с прожилками – мельчайшие детали выписаны безупречно. Словом, блестящая картина – однако не сказать, чтобы хороший портрет. К счастью, Луизе не пришлось высказываться – и без нее все хором восклицали:

– Фантастически! Так похоже на тебя! А я боялась, что это будет одна из тех современных работ, где ничего толком не разберешь!

– Он мне льстит, – заметила Гермиона. – С другой стороны, я бы, наверное, рассердилась, если б вышло иначе.

Гости довольно быстро исчерпали возможные реплики, однако Луиза отметила, что Майкл долго и серьезно смотрел на портрет, словно впервые видел.

Вскоре поступило предложение отправиться в ночной клуб.

– Так ведь тревогу объявили! – возразил кто-то.

– Ну и что? Ее каждый день объявляют! Я не собираюсь позволить херру Герингу испортить мне ночную жизнь.

– Я, пожалуй, пас, – заявила Мэрион. – У меня завтра ночное дежурство. Я и так страшно не высыпаюсь. А ты иди, Фрэнк, если хочешь.

– Нет, я отвезу тебя домой и вернусь в бункер. Хоть я и штабист, но работы у нас тоже хватает.

В итоге собрались лишь четверо: Гермиона, Джон-молчун, Луиза и Майкл. Решили отправиться в «Астор» на Беркли-сквер.

На входе было ужасно темно, однако вскоре глаза привыкли. Гермиону здесь знали, и, несмотря на полный зал, им быстро нашли столик. Заказали шампанское. Майкл попросил содовую.

Гермиона пригласила Майкла на танец. Слегка разочарованная, Луиза осталась в компании Джона, который тоже, судя по всему, был раздосадован.

– Потанцуем? – только и сказал он.

Впрочем, он оказался хорошим танцором и искусно уворачивался от других пар на переполненном пятачке.

– Вам понравился портрет? – спросила она ради приличия.