Затерянные в смерти

Как это было несправедливо! Я отбежала дальше во двор, туда, куда не падал свет с крыльца. Если бы я могла исчезнуть, испариться! Я нашла пахнущий пылью плющ и постаралась зарыться в него поглубже.

Что плохого в том, чтобы любить свою работу? И вовсе я не была трудоголиком. Чарли прав в одном: когда я встретила Сэма, он работал в одной из крупнейших страховых компаний, успешно делал карьеру актуария, взбираясь все выше по служебной лестнице, с убийственной легкостью сдавал сложные экзамены. И казался иногда занудой с головой, забитой цифрами.

Потом оказалось, что Сэм ненавидит математику. Но это не имело для меня никакого значения. Мы оба были рады поменяться ролями, тем более что в период бума на рынке недвижимости моя зарплата сначала в три, а потом и в четыре раза превысила заработки Сэма. А когда в страховании дела пошли лучше… что ж… возможно, я как-то и сказала Сэму что-то такое… Но я не ругала его, просто констатировала очевидное. Тактично и с любовью. Стремясь его поддержать.

А потом мне попался шикарный особняк в Джорджтауне, и я продала его китайскому бизнесмену, который заплатил всю сумму наличными. Получила огромные комиссионные и премию «Мегасделка года» вместе с повышением по службе – и купила Сэму домик на реке. И все это во время чудовищного спада на рынке недвижимости. Я была непобедима!

А потом я утонула.

И теперь Сэм вынужден вернуться на работу, которую он ненавидел. Бенни пойдет в первый класс без мамы, а после занятий будет проводить время в доме Моники Карр. И Сэму придется продать чудесный домик на реке, чтобы оплатить страховку. Все катилось в тартарары, и виновата в этом я.

Впору лечь посреди улицы, чтобы меня сбила еще одна машина.

Возможно, я бы так и сделала, но тут Сэм произнес:

– Завтра приезжает Делия, и мы поедем все вместе в Хоуп-Спрингз навестить Лори. Можешь поехать с нами, пап. Но ты не обязан. Я понимаю, как это тяжело…

– Ну что ты, я обязательно поеду, – перебил Сэма отец. – Спасибо, сынок, что позвал меня. А то мне неловко, что я так редко навещаю Лори.

Если честно, я не могла припомнить, чтобы Чарли навещал меня хоть раз. Но все равно это было здорово! «Все» – это ведь вся семья. Сэм наверняка и меня возьмет с собой. В местах вроде Хоуп-Спрингз поощряют посещение больных вместе с животными – мы считаемся одним из видов терапии.

Господи, вот оно! Вот и ответ на загадку! Завтра может все изменить. Не знаю как – но знаю, что непременно! Еще недавно я мечтала только об одном – получить обратно свою семью. И я добилась этого, хотя и весьма причудливым способом. Теперь пора было вернуть самое себя.

Меня не взяли с собой!

И я поняла это только в последнюю секунду, когда Сэм остановил меня, упираясь ногой в грудь, и сказал:

– Нет, Сонома, ты остаешься дома. Ну же, девочка, мы скоро вернемся. Охраняй! – и дверь захлопнулась прямо у меня перед носом.

Я просто не могла в это поверить. В одну секунду разбились все мои надежды.

Никогда еще не была для меня такой очевидной своенравная тирания человека по отношению к животным. Если б я не знала, что от этого будет только хуже, то, наверное, бросалась бы всем своим шестифунтовым телом на эту дурацкую закрытую дверь, пока не сломала бы ее. Ведь теперь я не увижу свою сестру!

Но, что еще хуже, гораздо хуже, я не увижу себя. А я почему-то была уверена, что это единственный выход из сложившейся ситуации. Я понятия не имела, что именно могло произойти в реабилитационном центре. Да и откуда мне было это знать, ведь я понятия не имела, как и почему началась вся эта ерунда. Я просто была уверена, что должна попытаться. Должна потребовать себя назад.

А это значит, что надо попытаться убежать.

Стратфорд-роуд, улица длиной всего в один квартал в тихой пригородной Бетесде, была такой безопасной, что иногда мы с соседями даже двери не запирали. Мы с Сэмом часто говорили о том, что надо что-то сделать с подвальными окнами – маленькими старомодными, затянутыми паутиной створчатыми квадратами высоко на стене, петли большинства которых проржавели так, что их невозможно было открыть, не сломав. Но как-то все руки не доходили. Я знала, какое из окон наиболее уязвимо: то, что в котельной, над баком для топлива. Прошлой весной два мастера из нефтяной компании пришли осмотреть котельную, и в процессе работы они передавали друг другу через окно какие-то инструменты. Вряд ли после этого удалось закрыть его плотно.

Тяжелее всего было забраться на топливный бак из скользкого, дурно пахнущего ржавого металла высотой около четырех футов. Но тот, кто хочет чего-то по-настоящему, всегда найдет способ добиться своего. Какое счастье, что окно открывалось наружу. Мне надо было только потянуть зубами за шпингалет, а потом толкнуть стекло головой.

Я чуть не сломала зуб, а получившееся в результате всех моих усилий отверстие было совсем узким. Я с трудом протиснулась через него, царапая спину. Но все же мне удалось выбраться. Я стояла на нагретой солнцем дорожке, преисполненная триумфа, и мысленно пожимала себе руку.

Зовите меня Макгайвер!