Затерянный исток

Все свое девичество, когда полагалось запевать песни за плетением сетей, она вглядывалась в мутные отблески потухающего над водой солнца и все размышляла о механизме, заставляющем все сущее танцевать в устрашающей гармонии. После необременительного посылания улыбок местным молодцам Лахама не бежала с ними к берегу залива для плясок, а прорывалась в библиотеку города, таящую сокровищницу проблесков. Амина догадывалась – что-то произошло за этими толстыми стенами, и Лахама забросила учение. Зато вступила в удалую борьбу за честолюбие.

Лахама смотрела на Амину с не упускающей ни одного ее движения настороженной нежностью. Она видела, как заражает Амину своим безрадостным взглядом, не принимающим на веру ни один постулат. Но не могла побороть искушения, чтобы предостеречь ученицу, восторженную несмотря на сдержанность и напускное порой здравомыслие, когда изнутри ее сжирали собственные непроизнесенные слова. Постепенно Лахама стала одержима тем, чтобы и после ее ухода ее идеи не канули в небытие.

Лахама рассмеялась. Она показалась Амине совсем молодой.

– Вышло, – заявила она, – что истина слишком многогранна, чтобы утверждать ее. Чтобы до конца осознать то, что не прошло через твое сердце и разум, не пережито, не передумано. Универсальных ключей к познанию нет… Оно дается тяжелой учебой, в том числе чувственной. Познавая, можно и не познать. И я в определенный момент перестала притворяться перед ней. Я хотела проповедовать истину, но мне запретили.

– Кто?

Лахама не ответила.

– Я поняла, что мироздание пронзает сеть образов и зачатков сознания, как в нашей священной реке. Что все – энергия. Что все – одно и то же. Не только материальный мир, но и даже время, пространство, будущее. Все это перерождается так же, как и мы. Все запоминается, отпечатывается, ничто не умирает. Здесь нет ничего статичного. Изменение и рост – непреложные законы, как и то, что смерть – лишь этап.

Амину зачаровывала плавная патока ее исповеди, захлебывающаяся в себя. Но и будоражил вопрос, в каких тайных табличках прочла это ее наставница.

– А каждый ли может увидеть это, опоенный травами?

– Каждый может увидеть, но не каждый – понять. Для этого нужно знать, где ищешь.

Амина смолкла. Ее скребанула мысль, не лукавит ли здесь Лахама? Она ведь запрещала раскрывать увиденные секреты, потому что жриц перестанут почитать и бояться как богов. А кормиться самим, выгнанными из храма за ненадобностью, никто из них не хотел.

Лахама продолжала:

– Все мы родственники. Подобно тому, как человек родственник самой крошечной землеройке, так человек и родственник времени и энергии, другим планетам. Только разделение произошло древнее, чем возникла жизнь. Энергия живет в нас подобно механизму, заставляющему дышать. В природе все функционирует по похожим законам. Все это уникальная надсеть, взаимосвязь всех проявлений и создавшей нас, и созданной нами жизни, то, что запечатано в пропамяти, но что блокирует разросшийся наш разум. Нет раздельного материального и духовного миров. Их разделение – великая иллюзия. Они пронзают друг друга. Мы несем в себе не только груз предыдущих поколений, невиданным образом отпечатавшихся в нас, но и собственные, накопленные годами наблюдений, обучения и взаимодействия с ближними навыки.

– Но общество просветленных существовать не может, – в какой-то вялой озлобленности отозвалась Амина, сама чувствуя, как низко то, что говорит она после проповеди своей предводительницы.

– Эти разговоры – отражения нашей злости и бессилия перед правдой. Ты говоришь это, потому что такого никогда не случалось. Это не означает невозможности произнесенного. Просветленный все равно остается человеком, который любит мед. Мы привыкли видеть страдание и всерьез считаем, что общество счастливых и здоровых существовать не будет, потому что нас душит зависть, а ужас собственного положения притирается и становится привычным.

– Но кто-то же должен обеспечивать другим ресурсы.

– Развитие не стоит на месте. Мы как раз и должны стремиться не к тискам, а к неоспоримой образованности, чтобы как можно больше людей понимали жизнь. Только в этом и будет спасение и обхождение столь многих проблем. Душа у человека не одна. Их несколько у развитого, а у глупого, слепого лишь осколки.

– При этом ни у одного общества нет настоящей цели, – отозвалась Амина, силясь подражать тону наставницы.

– Это тоже верно. Но я хочу сказать другое… Тяжело объяснить. Даже узнавая истину, люди ее не понимают. Или понимают неверно. Я, как и ты, вижу только свою ограниченную часть этого явления. Точно так же истинные, проверенные временем слова любви кажутся надоевшими.

Лахама, окрыленная произнесенным, улыбнулась внутрь себя.

– Когда я пыталась постичь взаимосвязь и первопричину событий, наткнулась на таблички, столь древние, что поразилась, как давно в людях уже было сознание… на каком-то колдовском переломе от животных к нам, или еще древнее.

Амина вздрогнула, пытаясь отогнать от себя ужас от допущения, что сознание было с ее предками не всегда…