Затерянный мир. Отравленный пояс. Когда мир вскрикнул

— Все как будто саваном укрыто, — сказала госпожа Челленджер, выйдя к нам в домашнем халате. — Как там, Джордж, поется в твоей песне — «Звон колокола старое проводит, звон колокола новое зовет». Эти строки оказались пророческими. Но вы, мои дорогие друзья, все дрожите, бедняги. Мне было тепло ночью под покрывалом, а вы мерзли на этих стульях. Ничего, скоро я вас согрею.

Это отважное маленькое создание спешно удалилось, и вскоре мы услышали свист чайника. Затем миссис Челленджер вернулась с пятью чашками горячего какао на подносе.

— Выпейте, — сказала она. — Вам станет намного лучше.

И мы выпили. Саммерли спросил разрешения закурить трубку, тогда как мы все курили сигареты. Думаю, это успокоило наши нервы, но сделали мы это зря, потому что атмосфера в душной комнате стала просто ужасной. Челленджеру пришлось открыть форточку.

— Сколько еще, Челленджер? — спросил лорд Джон.

— Часа три, может быть, — ответил тот, пожимая плечами.

— Раньше мне было страшно, — сказала его жена. — Но чем ближе этот момент, тем спокойнее становится. Тебе не кажется, что нам нужно помолиться, Джордж?

— Помолись, дорогая, если хочешь, — нежно ответил ее большой муж. — Все мы молимся по-разному. Моя молитва заключается в принятии всего, что мне преподносит судьба, — радостном принятии. Высшая религия и высшая наука, похоже, в этом сходятся.

— Я не могу в полной мере охарактеризовать мое отношение как принятие, и уж тем более как радостное принятие, — проворчал Саммерли с трубкой в зубах. — Я покоряюсь, потому что мне приходится это делать. Признаться, я предпочел бы иметь еще один год для того, чтобы закончить классификацию меловых отложений.

— Незавершенность вашей работы — пустяки, — напыщенно сказал Челленджер, — по сравнению с тем, что мое главное произведение, мой magnum opus, «Лестница жизни» остановилось лишь на первых главах. Все мои мысли, все прочитанное мною, весь мой опыт, — это, кстати, мое главное и уникальное оружие, — должны были быть собраны в этой книге эпохального значения. И все же, как я уже сказал, я смирился с этим.

— Думаю, у всех нас остались незавершенные дела, — сказал лорд Джон. — А что у вас, молодой человек?

— Я работал над сборником стихов, — ответил я.

— Что ж, так или иначе, но мир сумел этого избежать, — сказал лорд Джон. — Если идешь на ощупь, никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.

— А что осталось у вас? — спросил я.

— Ну, так получилось, что я как раз со всем справился и оказался готов к смерти. Разве что обещание Меривейлу поехать весной в Тибет поохотиться на снежного барса… А вот для вас, госпожа Челленджер, это, должно быть, тяжело: вы ведь только-только обустроили ваш прекрасный дом.

— Мой дом там, где Джордж. Но, Боже, чего бы я только не отдала за нашу последнюю прогулку в свежей утренней прохладе по этим прекрасным холмам.

Ее слова эхом отозвались в наших сердцах. Лучи солнца пробивались сквозь прозрачную заволакивавшую его дымку, и весь Уилд[160] купался в золотистом свете. Из нашей темной душной комнаты прекрасные, чистые просторы, по которым гулял свежий ветер, казались вершиной прекрасного. Госпожа Челленджер вытянула руку, будто желая прикоснуться к ним. Мы придвинули стулья и сели полукругом у окна. Воздух был очень спертым. Мне казалось, что тень смерти уже нависла над нами — последними представителями человеческой расы. Было такое ощущение, будто вокруг нас со всех сторон опускается невидимый занавес.

— Этого баллона хватило ненадолго, — сказал лорд Джон, полной грудью вдыхая воздух.

— Количество кислорода в них разное, — сказал Челленджер, — в зависимости от давления и аккуратности, с которой их наполняли. Склонен согласиться с вами, Рокстон, — этот баллон не полон.

— То есть у нас попросту украли последний час нашей жизни, — горько отметил Саммерли. — Блестящая финальная иллюстрация алчного мира, в котором мы жили. Что ж, Челленджер, сейчас самое время для вас изучать субъективные особенности феномена физического разложения.

— Сядь возле меня и дай мне руку, — сказал Челленджер жене. — Друзья, я думаю, что сидеть и дальше в этой невыносимой атмосфере уже не имеет смысла. Ты ведь тоже не хотела бы этого, дорогая, правда?

Миссис Челленджер застонала и прижалась щекой к его колену.

— Я видел, как люди зимой купаются в Серпантине[161], — произнес лорд Джон. — Когда все в воде, два или три человека остаются на берегу, дрожат и завидуют тем, кто уже нырнул. Это те последние, которым достается самое сложное. Я полностью за то, чтобы нырнуть одним махом и разом покончить со всем этим.

— Вы готовы открыть окно и поддаться действию эфира?

— Лучше уж отравиться, чем умереть от удушья.

Саммерли неохотно кивнул и протянул Челленджеру худую руку.

— Мы, бывало, ссорились, но все это уже в прошлом, — сказал он. — Мы были хорошими друзьями и в глубине души уважали друг друга. Прощайте!

— Прощайте, молодой человек! — сказал лорд Джон. — Но окно заклеено, мы не сможем его открыть.

Челленджер наклонился, поднял свою жену, прижав ее к себе, а она положила руки ему на плечи.