Затерянный мир. Отравленный пояс. Когда мир вскрикнул

А затем эти трупы! Сначала от вида бесконечной вереницы вытянутых ухмыляющихся лиц нас бросало в дрожь. Впечатление сохранилось так отчетливо и остро, что перед моими глазами, как наяву, и сейчас стоит этот медленный спуск с вокзального холма, молодая нянечка с двумя малышами, старая лошадь, опустившаяся на колени между оглобель, извозчик, скрючившийся на козлах, и молодой человек, сидящий внутри экипажа и держащийся за ручку, словно готовясь выпрыгнуть. Чуть ниже один на другом, вповалку лежали шестеро жнецов, их руки переплелись, а мертвые, неподвижные взгляды были устремлены вверх, в сияющие небеса. Все это запечатлелось в моей памяти, как на фотографии. Но вскоре, благодаря милосердию природы, наши слишком напряженные нервы отказались на это реагировать и чувства притупились. Глубина окружающего нас ужаса затмила собой трагедию отдельных людей. Люди начали сливаться в группы, группы — в толпы, а толпы — во вселенское явление, которое воспринималось уже как неизбежная деталь любого пейзажа. Только иногда, когда наше внимание привлекали какие-то особенно жестокие или нелепые случаи, сознание вдруг снова рывком возвращалось к действительности, к личному и общечеловеческому значению всего происшедшего.

Страшнее всего было видеть смерть детей. Я помню, что это наполняло нас сильнейшим чувством невыносимой несправедливости. Мы с трудом сдерживали слезы, — а госпожа Челленджер и вовсе плакала, — когда, проезжая мимо большой школы, увидели длинную цепочку из крошечных тел, разбросанных по ведущей к ней дороге. Испуганные учителя отпустили детишек с уроков, и те торопились скорее добраться домой, когда действие яда настигло их. Многие люди застыли у открытых окон своих жилищ. В Танбридж-Уэллс[164] не было дома, из окна которого не выглядывало бы улыбающееся мертвое лицо. В последний момент нехватка воздуха, та самая необходимость в кислороде, которым мы одни смогли обеспечить себя, заставила их буквально подлетать к окнам. Люди, выбежавшие из своих домов без шляп и чепчиков, лежали и на обочинах дорог. Многие из них упали прямо на дорогу. Нам повезло, что лорд Джон оказался хорошим водителем, поскольку объезжать их было непросто. По городам и селам мы могли ехать только со скоростью пешехода, и один раз — насколько я помню, напротив школы в Танбридж-Уэллс — нам даже пришлось остановиться и отнести в сторону все тела, преграждавшие нам путь.

В моей памяти сохранилось несколько небольших, четких картин из длинной панорамы смерти на дорогах Суссекса и Кента. На одной из них запечатлелась большая, сверкающая машина возле гостиницы в деревне Саусбороу. Можно было догадаться, что в этой машине какая-то веселая компания возвращалась с вечеринки из Брайтона или из Истборна. В машине сидели три ярко одетые женщины, молодые и красивые, одна из них держала на руках пекинского спаниеля. С ними были мужчина щегольского вида в летах и молодой аристократ: в глазу его все еще был вставлен монокль, а сигарета, зажатая между пальцами одетой в перчатку руки, дотлела до совсем короткого окурка. Смерть, должно быть, застигла их внезапно, и они замерли, каждый на своем месте. Кроме пожилого мужчины, который в последний момент расстегнул воротник, стараясь вдохнуть, все они, наверное, спали. C одной стороны машины, у самой подножки, скрючившись, лежал официант. Рядом с его подносом были разбросаны осколки разбитых бокалов. С другой стороны двое бродяг в рваной одежде, мужчина и женщина, лежали там, где упали; мужчина по-прежнему протягивал свою длинную тощую руку, как будто продолжал просить милостыню, как делал это и при жизни. Всего лишь один миг превратил и аристократа, и официанта, и бродягу, и даже собаку в одинаково инертную и разлагающуюся протоплазму.

Помню я и еще одну потрясающую картину. Это было в нескольких милях от Севенокса[165] со стороны Лондона. Там слева находится большой монастырь, а напротив него — длинный зеленый склон. На этом склоне собралось множество школьников, в молитве опустившихся на колени. Перед ними в ряд стояли монахини, а выше на склоне — женщина, которую мы сочли за мать настоятельницу. В отличие от искателей удовольствий в машине, эти люди, кажется, были предупреждены об опасности. Они красиво умерли вместе, учителя и ученики, собравшиеся на свой последний урок.