Затянутый узел

Я недоумевал. Все, что Маро сказала мне, подтверждало показания, которые она дала капитану Абулаве. Нет, она не была озлобленной женщиной, готовой оговорить бросившего ее любовника.

— В чем же ваша месть? — спросил я.

— Господи! Разве я рассказала бы все, зная, к чему это приведет?!

Газетный киоск на улице Лермонтова почти перегораживал тротуар. Естественно, что Давиташвили исчез из поля зрения Маро, как только он обошел киоск. Но куда он мог уйти, если не завернул в проходной двор?

В пяти шагах от киоска начинались ряды маленьких магазинов.

В магазинах и на улице было много людей. Лавируя, я стал пробираться от магазина к магазину, читая таблички на дверях. Все магазины закрывались в восемь вечера.

В конце улицы я повернул назад. Механически разглядывая витрины, я вдруг заметил, что одна из них не похожа на витрину магазина. Я поднял голову и увидел вывеску «Буфет». Отыскав дверь, я вошел в узкое полутемное помещение, где стояло всего четыре стола. В буфете не было ни одного посетителя.

— Лимонад, пожалуйста, — попросил я буфетчика, плотного человека с грустными глазами.

Откупоривая бутылку, он внимательно смотрел на меня.

— Приезжий?

— Да, — сказал я, разглядывая полку с бутылками коньяка и вин.

— Может, коньяк желаете? — спросил он.

— Нет, не желаю, — ответил я, подумав, что Давиташвили наверняка любит коньяк. Он относился к той категории мужчин, которые считают себя большими знатоками и ценителями вин и пьют дорогой марочный коньяк.

— Единственное место в городе, где все без наценки, а план выполняю с трудом.

Я пил лимонад и думал о Давиташвили. С учетом его финансовых затруднений это заведение как нельзя лучше подходило для кармана главного врача, обремененного большой семьей — жена, трое детей, мать и теща. Но вряд ли он позволял себе заходить сюда. Он мог удостоить чести своим посещением только первоклассный ресторан или бар при нем. Куда же он исчез, если не завернул в проходной двор? Может, он все-таки зашел сюда? Я решил попытать счастья.

— До которого часа буфет открыт? — спросил я.

— До одиннадцати ночи, чтобы таксистам было где перекусить.

— У вас есть постоянные клиенты кроме таксистов?

— Заходят иногда три-четыре человека.

— Среди них нет врача?

Буфетчик насторожился.

— Почему вы им интересуетесь?

Я понял, что Давиташвили бывал здесь.

Буфетчик хлопнул себя по лбу:

— Как я сразу не догадался?! Вы следователь из Москвы.

— Когда он был у вас в последний раз?

— Позавчера часов в восемь вечера. Выпил свои две рюмки. — Буфетчик достал из-под стойки заграничную темную бутылку. — Вот этого коньяка. Франция. «Мартил».

— «Мартель», — механически поправил я.

— Ему кто-то из больных подарил недели две назад.

Я поднял бутылку на свет. Коньяка в ней оставалось меньше половины. Я быстро произвел в уме арифметические расчеты и пришел к выводу, что Давиташвили посещал буфет за последние две недели три раза. О первом и последнем визите я уже знал.

— Доктор большой знаток! Всю историю коньяка назубок знает. Заслушаешься его. Как я мог отказать такому человеку пить у меня свой французский коньяк? Пусть пьет на здоровье.

— Не помните, когда он заходил к вам в предпоследний раз?

— Как не помнить, если это было в тот вечер, когда убили Долидзе?!

Отныне жизнь в городе будет делиться на два периода — до убийства и после убийства Долидзе, как летосчисление, подумал я.

— В котором часу?

— Я уже закрывать собирался. Пятнадцать минут до одиннадцати оставалось.

Я с трудом сдержал радость. В этот момент я в полной мере осознал, что такое везение. Но мне не хотелось приписывать удачу случайности, и я сказал себе: «Везет сильным». Это была любимая сентенция моего шефа.

Вот и все встало на свои места, подумал я, выходя на улицу. Ни одна из улик против Давиташвили не выдержала проверки. Деньги отпали. В день убийства с двадцати двух сорока пяти до двадцати трех десяти он находился в буфете, где за рюмкой-другой коньяка, который позволял себе выпить раз или два в неделю, вел нравоучительные беседы с буфетчиком. Как я понял, ему необходима была аудитория, хотя бы один слушатель. Ведь в основном говорил он. Но гордыня не позволяла ему признаться, что он, интеллигент, главный врач городской больницы, мог переступить порог забегаловки. Возможно, у него были другие причины скрывать свой визит в буфет, однако я не сомневался, что все они произрастали из его гордыни.

Вернувшись в гостиницу, я позвонил в Тбилиси подполковнику Габелия.

— Ответа на запрос пока нет, — сказал он.

Потом я позвонил в горком.

— Давиташвили не причастен к убийству, — заявил я.

— Это умозаключения или есть доказательства? — спросил Элиава.

— Есть доказательства.

— Минуту.

Я услышал, как Элиава сказал в другую трубку: «Алло».

Я нетерпеливо ждал, пока он закончит разговор по второму телефону. Мне еще предстояло позвонить в военкомат, встретиться с нотариусом, Галактионом, женой Сирадзе, а если Сирадзе вернулся в Натли, то и с ним.

— Ну вот, а ты говоришь о доказательствах! — послышалось в трубке.

— Это ты мне?

— Тебе, товарищ майор. Через полчаса прошу быть у меня. — Элиава был почти официален.