Криспин спустился в рулевую рубку и коснулся ракетницы, висевшей на стене. Завтра, когда старуха появится, он может послать ракету над ее головой, пусть знает, что он единственный властелин этой призрачной державы и что все эти трупы принадлежат ему. Ведь понял же это фермер Хассел. Он пришел на судно вместе с Квимби и угодливо просил разрешения взять несколько дохлых птиц, чтобы пережечь их на удобрение.
Каждое утро Криспин совершал обход и внимательный осмотр своего корабля, проверял оружие, перебирал ящики с боеприпасами. Суденышко медленно погружалось в мягкое речное дно. В приливные часы Криспин слушал, как струйки воды с тонким звоном прорываются в многочисленные щели и заклепочные дырки — казалось, что это крысы пищат мелодично и жалобно.
В этот раз он обошелся поверхностным осмотром. Особенно внимательно проверил только пулемет на мостике на тот случай, если с другого берега, где гнездились птицы, появятся еще оставшиеся в живых. Такое вполне могло произойти. Женщина находилась за домом и рубила то, что сохранилось от бывшей террасы, когда-то увитой розами. Иногда она выпрямлялась и внимательно осматривала небо и скалы, будто думала, что оттуда могут вырваться новые стаи птиц.
Криспин вновь пережил ужас, охвативший его при появлении чудовищных пернатых. Сейчас страха больше не было, враги валялись мертвыми, уже начиная разлагаться, и он сообразил, наконец, почему его так задевает, что женщина выдергивает у них перья. Просто ему хотелось, чтобы все здесь оставалось неизменным, нетронутым, особенно птицы. В их огромных головах проглядывало нечто трагическое. Как они странно смотрели на него, пикируя! Может быть, им надо было сочувствовать, а не бояться их? «Жертвы биологической диверсии», так вроде бы назвал их начальник районного штаба обороны. Криспин припомнил его разъяснения о новомодных стимуляторах урожайности, которые использовали на полях Восточной Англии. Они-то и стали причиной неожиданной мутации птиц.
Пять лет назад Криспин подрядился помогать одному фермеру — после окончания армейской службы он не сумел найти себе лучшей работы. Когда поля и сады опрыскали разрекламированным препаратом, то растения покрылись липким серебристым налетом и ночью слабо светились. Это выглядело таинственно: луна, льющая свет на каналы, запруды, поля; все мерцало и переливалось, будто не убогий сельский пейзаж, а загадочная испытательная площадка каких-то мистических сил простиралась кругом. Уже в то время в полях лежало множество погибших чаек и сорок с клювами, забитыми липкой серебристой массой. Криспин тогда пытался спасти тех, у кого сердце еще билось, очищал их клювы и перья и переносил на берег реки. Некоторые выжили и улетели. А потом прилетели!
Возвратились они через три года: первые огромные бакланы и черноголовые чайки, с размахом крыльев до десяти — двенадцати футов, со страшными клювами, которые могли бы разорвать пополам большого пса. Они планировали над самым полем, над Криспином, управлявшим трактором, словно что-то высматривали.
К осени явилось второе поколение монстров, еще крупнее, чем предыдущее: воробьи, беспощадные, словно орлы, бакланы, напоминавшие кондоров. Вихрем они обрушивались на поля, пожирали скот и угрожали людям: размером они уже сравнялись с человеком, да еще с мощными крыльями… Это был лишь передовой отряд той воздушной армады, которая позднее заполонила весь небосвод над Британией. Было загадкой, какой инстинкт заставлял их возвращаться именно туда, где едва не погибли их предки, но что-то влекло их именно на эти поля. Может быть, то, что именно здесь они получили стимулятор своего роста? Пищи для них тут вскоре уже не осталось, если не считать людей.
Криспин трудился тогда на поле в десяти милях от побережья и был так поглощен работой, что даже не знал о том, что происходит в других районах. Ферма его хозяина оказалась в кольце. Птицы истребили весь скот и занялись домом. Был случай, когда ночью гигантский фрегат сорвал деревянные ставни и ворвался в комнату. Криспин едва успел пригвоздить его к стене случайно подвернувшимися вилами.
И все-таки ферму птицы разрушили, хозяин и еще три работника были убиты. Тогда Криспин и надумал вступить в войска обороны. Командир районного штаба, в подчинении которого находился механизированный милицейский отряд, сперва не хотел его принимать. Низенький, остроносый, хищный, как хорек, человечек с черным родимым пятном в форме звезды под левым глазом, в изодранной окровавленной фуфайке, не вызывал ни симпатии, ни доверия. Уничтоженная ферма, огромные стаи отлетающих птиц, перечеркнувших синее небо белыми крестами, сделали свое дело: в душе Криспина не оставалось ничего, кроме слепой жажды мести.
Но потом, прикинув число птичьих трупов вокруг сушильной печи, в которой Криспин, вооруженный лишь огромной косой, отбивался от хищной стаи, офицер передумал и принял его в отряд. Для начала Криспин получил ружье и еще около часа вместе с другими ополченцами добивал подранков в опустошенных полях, среди дочиста ободранных скелетов коров, свиней, овец и собак.