Затонувший мир

Наконец, после безумной ночи с ее барабанным боем, с разрывами сигнальных ракет, на затененную площадь заглянуло солнце, расстелив золотистый ковер света. Площадь и осушенные улицы замерли в молчании, только слабый шум кондиционеров парохода напоминал Керансу, что на судне есть люди. Каким-то чудом он выдержал этот день, выжил, сидя на солнцепеке, в невыносимой жаре, защищенный одним плащом из водорослей, спадавших с короны. Как выброшенный на берег Нептун, он смотрел из своего травяного шатра на ковер слепящего света, покрывавший кости и гниющие отбросы. Однажды он услышал, как на палубе корабля открыли люк, и понял, что это Стренгмен вышел из своей каюты, чтобы взглянуть на него, — через несколько минут на него вылили ведро ледяной воды. Он лихорадочно хватал ртом холодные капли, стекавшие с водорослей, как жидкий жемчуг. Сразу после этого он впал в глубокое оцепенение и очнулся лишь в сумерки, когда начался очередной шабаш.

В своем белом отглаженном костюме подошел Стренгмен и, критически осмотрев его, со странным выражением жалости пробормотал:

— Керанс, вы еще живы, как вам это удалось?

Это замечание дало ему сил продержаться ночь и следующий день, когда белый полог полудня лежал на площади полосами нетерпимо яркого света, как пласты параллельных вселенных, Кристаллизировавшиеся в едином континууме[4] под действием чудовищной жары. Воздух обжигал его кожу как огонь преисподней. Он равнодушно смотрел на мраморные статуи и думал о Хардмане, двигавшемся в потоке света на своем пути к солнцу и исчезнувшем в дюнах сверкающего пепла. Та же сила, что спасла Хардмана, проявляла себя теперь в Керансе, каким-то непостижимым путем изменив его метаболизм так, что он мог выдерживать невыносимый зной. За ним по-прежнему наблюдали с палубы. Однажды большая, трех футов длины, саламандра выползла из груды костей перед ним, ее огромные зубы, похожие на куски обсидиана, щелкнули, когда она почуяла запах Керанса, но с палубы прогремел выстрел, и ящерица, содрогнувшись, затихла у его ног.

Как рептилии, неподвижно сидящие на солнечном свете, он терпеливо ждал конца дня.

И вновь Стренгмен, обнаружив его истощенным и оцепенелым, но, несомненно, живым, был потрясен. Уже знакомая Керансу нервная гримаса исказила его рот, он раздраженно оглядел свою команду, окружившую трон при свете факелов и не менее пораженную, чем он рам. Когда Стренгмен орал, приказывая принести барабаны, то приказ на этот раз был выполнен значительно медленнее.

Видимо, решив окончательно покончить с феноменом Керанса, Стренгмен приказал доставить с корабля еще две бочки рома. Он хотел заглушить бессознательный страх своих людей перед Керансом и морем, которое тот символизировал и которое ему покровительствовало. Вскоре площадь вновь заполнилась шумом, матросами с бутылками и фляжками рома, пляшущими под грохот барабанов. В сопровождении Адмирала Стренгмен передвигался от одной группы к другой, побуждая людей на новые беспутства. Великий Цезарь надел голову аллигатора и кружился посреди площади в окружении пляшущих моряков.

Керанс покорно ждал кульминации. По приказу Стренг-мена трон стащили с помоста и взгромоздили на телегу. Керанс, расслабившись, полулежал на спинке трона, глядя на темные фасады зданий, пока Великий Цезарь заваливал его ноги костями и прочим мусором. Во главе со Стренгменом приблизилась пьяная толпа. Десяток моряков ухватились за телегу и потащили ее вокруг площади, сбивая при движении статуи с светильниками. Сопровождаемая криками и приказами Стренгмена и Адмирала, которые бежали следом, безуспешно пытаясь выровнять ход, телега, все увеличивая скорость, свернула на улицу, накренилась и снесла ржавый фонарный столб. Колотя своими огромными кулаками по головам, Великий Цезарь вцепился в оглобли и замедлил бег телеги.