Затвори за собой поднебесье

На этом полемический запал референта иссяк. По нездоровому румянцу и испарине было видно, каких трудов ему все упражнение стоило. Главная же заноза заключалась в том, что своим разгромным пафосом он не столько замахнулся на американский истеблишмент, который «Стандарт Ойл» олицетворяла, сколько развенчал курс администрации США. Кому-кому, а ему было известно, что в мире больших денег Америки нередко закрывают глаза на грубейший просчет, но никогда не прощают непатриотических настроений. Его неприятно кольнуло: «Стандарт Ойл» этого так не оставит. Обязательно проучат, даже убедившись в твоей правоте. Вопрос лишь времени и способа».

Фонтенбло напыжился, но не выказывая неприятие или обиду, а словно подстегивая себя, мобилизуясь – точно штангист нацеливается на неизведанный груз.

– Я по профессии инженер, причем инженером стал по призванию, – Фонтенбло горделиво вскинул голову. – Всю свою жизнь, тем не менее, в глубине души завидовал людям гуманитарных профессий, но лишь сегодня понял, почему. Наверное, потому, что гуманитарии легко расстаются с условностями, меняя одну систему ценностей на другую без видимых усилий. Но, завидуя им, я между тем не принимаю их аморфности, отсутствия идеалов, если хотите. Вот и вы жонглируете убеждениями, не внимая, что самая скверная философия, которой верен всю жизнь, заслуживает больше уважения, нежели ваши зигзагообразные поучения. Создается впечатление, что с прежним миром вы не до конца расстались, а новый – принимаете без всякого энтузиазма, барахтаясь в нейтральных водах. Вы неосознанно и с ними, и физически с нами. Многое взяли у нас, приняв наш кодекс взаимоотношений, но на новом берегу чураетесь многого, ищите свой путь, и этот путь заводит вас в прошлое, от которого вы давно ушли. Но это так к слову, реплика. Меня же пока интересует другое: а в чем, собственно, ваш интерес, для чего вам все это нужно? Согласившись участвовать в этих переговорах, вы обрели столько, что до конца жизни обречены тянуться к «Стандарт Ойл». При этом в любой нештатной ситуации отбрыкиваетесь, демонстрируя независимость, на которую, по большому счету, у вас нет прав. Что это? Вам предложили больше и вы затеяли двойную игру или у вас запоздалые диспуты с совестью – никак не пойму? Откуда ноги растут у вашей инициативы, вопиюще несообразной той скромной должности, которую занимаете. Причем, невзирая на то, что ваш вклад в переговоры огромен – этого не отнять… – Патрон приподнял указательный палец, замолкая. Между тем не получалось понять: он объявил паузу, чтобы собраться с мыслями, или так подчеркнул комплимент?

Олег поглядывал на визави, но как-то небрежно, будто никакого форума жарких дебатов здесь и не было. Казалось, его теребит дурацкая, втемяшившаяся мыслишка, и он не может от нее отделаться. А она все жужжит, жужжит, уводя русло мысли в сторону. Все же не настолько…

– Господин Фонтенбло, – разорвал паузу референт, воскресив лик решительности, – когда дерутся суверены, рекой льется почему-то холопская кровь. А известно ли вам, в чем подданные дают фору правителям? Их инстинкт самосохранения острее – кроме рефлексов холопам прикрывать свою шкуру нечем. То есть, интерес мой самый что ни на есть шкурный – хочу выйти из заварушки целым и невредимым и как можно скорее. Не испытываю энтузиазма от перспективы однажды заснуть и не проснуться из-за нелепых подозрений в измене, навеянных маниакальными наклонностями или некомпетентностью спецслужб. А контракт с моим оптовым поставщиком горючего, который спонсировала «Стандарт Ойл», готов разорвать хоть сейчас. Да, кстати! Требую прекратить за мной слежку и демонтировать в номере аппаратуру прослушивания.

Олег хотел было что-то добавить, но осекся, увидев, что Фонтенбло встает и нацеливается на выход, не поведя и бровью на последний пассаж. По его отрешенному виду казалось, что на Фонтенбло нашло что-то, и не на секунду-другую, а серьезно. Он еле передвигал ноги, сутулясь, притом что выделялся осанкой, а изыском манер – гармонировал со своей вписанной в скрижали истории, хоть и не аристократической фамилией. В прихожей он все же остановился и, заметно волнуясь, заговорил:

– Вы сказали «обделались». Да будет вам известно, во Вьетнаме погиб мой младший брат. Облив бензином, вьетконговцы сожгли его живьем – он отстреливался до последнего патрона, уложив уйму народу. В армию мой брат призвался добровольцем, будучи наследником многомиллионного состояния, полученного им всего в двадцать лет. Его миллионы я пожертвовал в Фонд ветеранов и инвалидов вьетнамской войны… А теперь – прощайте. Статус у переговоров – прежний, какие бы аргументы не приводились. Расписание, надеюсь, помните.

За гостем хлопнула входная дверь, но присутствие Фонтенбло ощущалось еще долго. Его подменила мелодия одной из самых знаменитых патриотических песен двадцатого века, восхищающая зычным повтором «А-ме-ри-ка, А-ме-ри-ка». Рефрен будоражил референта на всем его пути к гостинице «Инам», причудливо уживаясь с предвкушением грядущей встречи.

Глава 6