Затвори за собой поднебесье

Олег выручил, конечно, под гарантии, но, по большому счету, несерьезные. Как и обещал, Майк вернул долг через несколько дней, быть может, опустошив еще один «спящий» счет… Заимодавец-спаситель тут же оборвал с ним деловые отношения и перевел счет своей компании в другой банк. Но дружить продолжал, к вящему удовлетворению обоих.

Майк перезвонил через полтора часа: «Давай бенефициара». Часом ранее Олег снесся с детективом и договорился об отсрочке платежа на несколько часов. Как-то прочувствовав весомость намерений, Свистунов напутствовал: «Делайте свое дело, нужные люди задействованы».

Вновь звонок от Майка:

– Деньги там. Переслать платежное поручение?

– Мне не нужно, на этот e-mail. – Олег сообщил электронный адрес Геннадия.

Последний контакт с Геннадием лаконичен – абаканец едва открывает рот, казалось, с головой погрузившись в задачу. Под конец просьба: «Олег, ближайшие три-четыре часа мне не звонить, следите за электронной почтой».

До утра Олег просидел с «корешем из Глазго» и вроде даже не с одним. В сознании: сумбур из советских передовиц и документальных фильмов конца шестидесятых. Но буйствует не многоцветье радуги, а один желтый колер: груженые воробьями грузовики, Великий Кормчий, переплывающий что-то непрозрачное, доменные печи в крестьянских подворьях, хунвейбины, дзаофаны, дацзыбао и прочая смутных времен галиматья.

Почему-то его кольнуло свериться, какова английская транскрипция слова «хунвейбин». Полез в сетевой словарь, но не нашел. Снова щедро плеснул себе и, приподымая стакан, заметил единичку в разделе «Сообщения». По времени получено еще час назад. Как автомат, без особых эмоций открыл. В прикрепленных файлах поначалу полная бессмыслица. Несколько писулек, едва читаемых из-за чудовищного нагромождения ошибок. Поднапряг извилины и вник – донесения абаканских сексотов: «возит партии порошка во Владик, Иркутск, Читу, Китай». Догадался: «Владик» – Владивосток. Какая-то милицейская бумажка для внутреннего пользования с резолюцией «Только наблюдать». Следующие два листа – по-китайски, сплавил вниз. Вновь русский текст с заглавием «Перевод с китайского». Ниже: «Осуждена по статье «Провоз наркотиков в крупном размере». Приговор: высшая мера наказания – расстрел». В конце страницы: «Приговор приведен в исполнение», число, дата, подпись. Спазм ужаса, но, едва отпустило, самоуспокоение: «Видишь, ты не виноват». Между тем, чем продиктовано, неизвестно. Напоследок, уже никак не воспринимая, просмотрел ходатайство российских властей о помиловании, подписанное через неделю после казни…

Отправился в ванную освежиться, когда зазвенел телефон. Отвечать не хочется, но все же вернулся, взял со стола аппарат.

– Алло.

– Господин Левин?

– Слушаю.

– Эшкроу говорит.

– Кто это?

– Эшкроу, «Стандарт Ойл».

– А… – Интонацией смертника, услышавшего о замене «стула» на инъекцию.

– Рад слышать ваш голос, Олег, такой же уверенный и оптимистичный, как всегда…

Дальнейшего не слушал, хотя и держал аппарат у уха. Зато осязал, как наяву: физиономию Хью, показывающего рожки, песочницу, китайца с наганом.

Через какое-то время обнаружил себя в кресле. На душе непроглядная тундра-ночь. Между тем экран компьютера напротив горит хоть бы хны. Встал, чтобы выключить. Приблизился, замечая вершок не просмотренной страницы. Должно быть, пропустил, подавившись коркой приговора. Подумал: «Неужели нужен десерт?». Скорее для порядка нажал на down. Справка из паспортного стола: мать, сестра, свояк переехали из Абакана в Улан-Удэ, их новый адрес. «При чем здесь Монголия? Ах, впрочем, Улан, но не Батор». Еще раз down. Свидетельство о рождении Светланы: отец бурят, мать – русская. Тут же, в самом низу, ходатайство сестры в Минюст Китая разрешить эксгумацию трупа и захоронение останков на родине. Несколько раз диковато сглотнул, попятился спиной назад. Достигнув кресла, опрокинулся в него с грохотом. От трения с паркетом ножки мерзко скрипнули. Вытянул губы в трубочку, будто желая избавиться от некоего бремени, и со столь нелепым ликом застыл. Вскоре весь, целиком, был сродни сосуду, чьи стенки распирает не находящий выхода крик. Спустя полчаса зашарил по журнальному столику, глядя почему-то на удаленный экран. Натолкнулся на бутылку, судорожно схватил. Перелил остаток в стакан, мелкими глотками, как бы через не могу, прикончил. Учащенно задышал, вращая головой. Оказалось, «не сбивая градус», а в поиске чего-то. Увидев телефонную трубку, кинулся к ней. Извлек из памяти номер, отправил набор.

– Доброе утро, rabbi,* беспокоит Олег Левин, – поздоровался нетвердым голосом он.

– Доброе, – робко откликнулся абонемент. Казалось, не узнает звонящего. Но вспомнив наконец, поспешил засвидетельствовать почтение: – Ах да! Очень рад, безмерно…Почему не звоните, ведь вы наш ведущий меценат. Молимся буквально на вас!

– У меня просьба, уважаемый, – перебил божьего слугу Олег.

– Что-то случилось? – забеспокоился раввин.

– Да…– подтвердил Олег, хмуро продолжив: – Нужно прочитать кадиш…*