Затвори за собой поднебесье

– Мои соболезнования, господин Левин! Готов немедля прибыть на похороны. Простите, кто усопший? Какое горе…

– Похорон нет и… наверное, и не было…

– Понимаю: утрата столь велика, что не получается выговорить…

– Да нет… Покойная не родственница и скончалась давно, год назад. К тому же не у нас, а в Китае.

– Тогда…– запнулся раввин. – Кадиш здесь неуместен, можно сказать, ни при чем. И осмелюсь спросить: усопшая какой веры?

– Не нашей, но что это меняет? Ведь не о захоронении речь!

– Видите ли, Олег…– как можно деликатнее молвил жрец. – Наш народ сохранил себя, раздвинув жернова истории, лишь потому, что истово следовал заветам Господа. Стало быть…– Раввин замолчал.

Олег поскреб щетину, лихорадочно соображая, что ответить, но на ум ничего не приходило.

– Вы в порядке? – осторожно поинтересовался раввин.

– Ушел из жизни необыкновенный, скрестившийся с моей судьбой человек. Во многом по моей вине. Хочу, пусть языком молитвы, вымолить прощение… – пробормотал скорее себе под нос, нежели откликнулся Олег.

– Моисеев закон незыблем! – предостерег слуга Божий. О том, что проситель – щедрый жертвователь храма, судя по безапелляционному тону, он в одночасье забыл. Но вскоре спохватившись, смягчил тон: – Собственно, в чем проблема? Коль раскаиваетесь, у искупления сколько угодно обличий. Поддержите семью, соорудите памятник, назовите ее именем компанию. Благотворительность в адрес иноверцев иудаизм не воспрещает.

– Не знаю, что и сказать… Был бы я беден, другое дело…– сокрушался с неизъяснимой болью в голосе Олег. – А так, любое вспомоществование или жест – выкуп, взятка совести. Огрело столь внезапно, что я потерялся, точно дитя малое… Только ищу не мамин подол, а исцеляющее начало, поскольку прежние направляющие сгинули враз. Думал, поможете…

– С превеликим удовольствием, только не имею представления, как…– тяжко вздохнул раввин. Между тем, будто озарившись неким открытием, живо продолжил: – Знаете что, Олег, обращение атеиста к вере – похвально, независимо от обстоятельств. Но ваше прозрение, по сути дела, с наскоку, лишь бы придушить душевную боль. Таким образом конфликт между неискушенной надеждой и религиозным каноном – неизбежен. Намеренно оставляю в скобках подоплеку дела: захотите – исповедуетесь. При этом мой изначальный долг: привечать страждущих, врачуя именем Господа даже несовместимые с вероучением раны. Но тут вынужден оговориться: любой посвященный иноверцу галахический* обряд – профанация. Это – аксиома. Между тем мне, лицу духовного сана, вера позволяет сотрудничать с иными конфессиями. В интересах общины, разумеется. Так что… возьму на себя смелость заказать ритуал поминовения усопшей. Назовите только имя, дату смерти и вероисповедание. Одно условие: ваше участие в церемонии исключается.

– Какого она вероисповедания – не знаю… – отрешенно проговорил Олег. – Покойная смешанных кровей, как выяснилось…

– Тогда свяжитесь с родственниками, выясните… – предложил слуга божий.

– Обращаться, собственно, не к кому, да и не смог бы… Признаться, и вас напрягать не хочется… В любом случае, премного благодарен, хотя бы за разъяснение. Оказывается, и в царстве теней резервация на резервации… Должно быть, сувереннее так. А теперь прощайте. – Олег разъединился.

***

С тех пор минул год, поменяв цифру на позевывавшем от скуки календаре. Самый исправный на свете механизм – машина времени – нудно раскручивала свою катушку, не ведая устали и сбоев. Между тем все куда-то торопились, тщась то самое время обогнать или, по меньшей мере, запастись на сей счет индульгенцией.

Усердствовал за рабочим столом и Дик Вайнстин, владелец мелкого лос-анджелесского издательства «Менора Пресс» – ломал голову над схемой реализации поступивших тиражей. Ему казалось, что ключ к разгадке вот-вот провернется, когда потревожила секретарша: «К вам – оптовик».

– Кто-кто? – изумился Дик, посчитав, что ему послышалось.

– Представитель оптового склада «Мэкьюри», – подтвердила секретарша.

– Приглашай… – неуверенно распорядился Вайнстин. О «Мэкьюри» он, ветеран бизнеса, услышал впервые, да и оптовые торговцы своим вниманием прежде не баловали. На поклон всегда ходил сам.

Спустя час Дик нервно улыбался, испытывая неясной природы холодок. Прильнув к окну, он наблюдал за погрузкой тиража романа «Shut the skies»*, поступившего только сутки назад. Вскоре машина тронулась, увозя весь тираж подчистую. Из кабинета Дика исчез и сигнальный экземпляр – его унес хваткий оптовик, назвавшийся Сиднеем Хантом. В портфель Сиднея перекочевал и диск романа – цифровая верстка книги.

Дика подмывало схватить телефон и набрать номер Мэтью Аронсона, литературного агента «сосватавшего» «Shut the skies» от имени избравшего псевдоним инкогнито. Но взглянув на чек «Чейз Манхеттен Бэнк» с беспрецедентной для подобной сделки суммой, он себя одернул: «Важно ли имя? Ведь знаешь, что безвестный дебютант…»