В конце коридора располагалась спальня Рейчел. Я была в ней всего один раз, через несколько дней после переезда, когда мне нужно было задать вопрос о том, во сколько мы уходим на работу, но Рейчел ответила мне в дверях, а затем быстро закрыла их. Теперь я воспользовалась возможностью открыть дверь и заглянуть внутрь. Комната была похожа на мою, только больше, четыре окна выходили на парк, а мои – на соседнее здание. Эта комната была белой и опрятной, кровать аккуратно заправлена, одежда сложена на стуле. Но мое внимание привлекли книжные шкафы. Полки из натурального дерева от пола до потолка, на которых хранились не только философские трактаты, но и бесчисленные произведения художественной литературы.
Я вытащила экземпляр «Агонии и экстаза» Ирвинга Стоуна и обнаружила, что это первое издание с автографом. То же самое относилось ко множеству томов, которые я просмотрела. Были и редкие книги, рукописи, миниатюрный часослов; каждая из миниатюр была упрятана в коричневую пластиковую коробку, чтобы защитить их от солнечного света. Я попыталась представить, каково это – иметь столько денег, чтобы позволить себе приобрести предметы, которые я рассматривала.
Рядом с кроватью Рейчел стояли два приставных столика с прозрачными стеклянными лампами под абажурами кремового цвета. Над кроватью висела небольшая гравюра, копия рисунка Дюрера с изображением богини Фортуны. Только через минуту до меня дошло, что она может быть подлинником.
Из гостиной послышался тихий шорох, и я поспешила обратно в коридор, дабы убедиться, что Рейчел не пришла домой и не застала меня за шпионажем, но оказалось, что просто захлопнулась дверь на террасу – я забыла подпереть ее каменным стопором.
Я вернулась в спальню Рейчел и открыла ящик прикроватной тумбочки, желая посмотреть, что там лежит: три аккуратно разложенные ручки и блокнот в кожаном переплете. Я закрыла ящик, прежде чем искушение заглянуть в блокнот стало непреодолимым. Но на самом деле я искала доказательства – что-то, подтверждающее слова Лоры, что-то, что могло бы объяснить ту нервозность, которую проявлял Лео, когда речь заходила о Рейчел. Даже что-то, что могло бы подсказать, много ли она на самом деле знает о том, что случилось с Патриком.
Но единственное, что я обнаружила, – это то, что Рейчел на удивление строго соблюдала порядок: вся ее одежда была сложена в форме прямоугольников, а книги расставлены по датам и темам. Ее постель была по-солдатски аккуратно застелена. У Рейчел был изысканный вкус. Она могла быть мелочной, амбициозной, иногда немного подлой, но ничего из этого не указывало на ее причастность к убийству.
Снова зазвонил телефон. На этот раз я ответила на звонок, увидев на экране имя матери. Уже несколько недель я не разговаривала с ней вслух, а ограничивалась лишь сообщениями в ответ на ее все более тревожные вопросы. Я провела пальцем по экрану и спросила:
– Мама?
– О боже, Энн… Я пытаюсь дозвониться до тебя уже несколько недель. Ты в порядке? Я прочитала об этой истории. В том месте, где ты работаешь. О смерти. – Она произнесла это шепотом, и мне стало интересно, кто ей сообщил. Я знала, что моя мать не читает газет.
– Всё в порядке, – заверила я, стараясь говорить так, как говорила раньше, когда она была в подобном состоянии – на взводе, на грани между безумным беспокойством и паникой. – Я в порядке. Полиция разбирается с этим. Со всем этим.
– Я очень хочу, чтобы ты вернулась домой, Энни. Очень хочу. Я говорила тебе, что город – небезопасное место.
Она действительно это говорила. Когда я впервые получила известие из Метрополитен-центра о том, что меня приняли в их программу, мама перечислила множество причин, по которым Нью-Йорк был опасен, гораздо опаснее, чем Уолла-Уолла или даже Сиэтл. Но если эти страхи для мамы были причиной никуда не ездить, то меня они никогда не могли остановить.
– Город достаточно безопасен.
– Когда ты вернешься домой?
Это был вопрос, которого я так боялась, причина, по которой я уклонялась от ее звонков и была немногословна и сдержанна в сообщениях. У меня все еще не было никаких конкретных планов, никаких конкретных сроков пребывания.
– Я не знаю, мама.
– Мне нужно спланировать поездку в Сиэтл, чтобы забрать тебя. Ты не можешь просто ожидать, что я брошу все дела, когда вдруг выяснится, что тебе придется отказаться от всего этого. Когда тебе придется вернуться домой, потому что других вариантов нет.
– Другие варианты будут, – возразила я, возможно, немного слишком жестко.
– Не кричи на меня. Я не виновата.
– Извини, мама.
– Ты такая же, как твой отец, – сказала она. – Я не хочу, чтобы ты закончила, как он, потеряв все. Я хочу, чтобы ты вернулась домой, пока до этого не дошло.
– Я вернусь, мама. Обещаю. – Хотя я не собиралась делать ничего подобного.