Я подняла на него взгляд. Часть моего «я» отчаянно хотела прижаться лицом к его груди, почувствовать, как он гладит мои волосы и говорит, что всё в порядке. Я жаждала услышать, как он скажет, что ему все сойдет с рук. Другая часть меня знала, что этого уже никогда не будет. Из всех тайн, которые мы хранили в Клойстерсе, я не сохранила именно его тайну. Я надеялась, что когда-нибудь он поймет; поймет, что я должна была прежде всего защищать свою работу. Это было единственное, что он мог понять.
– Хорошо, – произнес Лео, – я могу рассказать им, куда делись все экспонаты. Но мне нужно действовать на опережение. – Он снова провел рукой по волосам. – Энн, ты должна понимать, что я не имею никакого отношения к тому, что случилось с Патриком, так? – Я посмотрела ему в глаза. – Ты мне веришь?
– Да.
Лео подошел к столу, где я сидела, и опустился передо мной на колени, так, что наши глаза оказались на одном уровне.
– Мне очень жаль, – сказал он, обхватив мою руку. Затем отпустил ее, встал и вышел за дверь.
После его ухода я не могла понять, за что он извиняется. Сожалел ли он о том, что мы встретились, что он заговорил со мной в тот день в саду? Или что он занимался воровством? Или что я была единственной, кто обнаружил это? Что он не смог лучше скрывать это? Я не была уверена. Но мне казалось, что время гонит меня вперед по кочкам и рытвинам, меня тошнило, и я была готова к тому, что эта скачка вот-вот прекратится.
Я знала, что Лео верил, будто мы с ним по сути одинаковы. Мы были людьми, пытающимися добиться успеха в мире, который благоволил другим, и поэтому нам приходилось бороться за каждое преимущество, которое мы могли получить. И он не ошибался. Мы были теми, кто выживает. Мы выбрались из пыльных тупиков, откуда начали свой путь, будучи предназначенными для большего. Решив защитить себя и Рейчел, я сделала именно это. Убедилась, что смогу продолжать восхождение.
Во мне выкристаллизовалось осознание того, что все мы преследовали свои интересы, свои цели и мечты. Хотя здесь, в Клойстерсе, было легко забыть, что мы находимся на Манхэттене, все по-прежнему преследовали свои интересы – и готовы были сделать всё необходимое, чтобы это произошло. Особенно я.
Я оглянулась на стол, заваленный книгами и блокнотами, и подумала про себя: самое худшее, что я могла сделать, – это не выдать Лео. Это было бы пустой тратой такой возможности. Я должна была продолжить восхождение.
Глава 23
На следующее утро музей оставался открытым, несмотря на детективов, которые шастали повсюду, делали заметки и фотографировали поддоны в хранилище, краски в лаборатории консервации, инструменты в садовом сарае. Ордер на обыск был подготовлен рано утром и передан дежурному охраннику, который разрешил доступ и немедленно уведомил руководство Метрополитен-музея. Но начальству на Пятой авеню ничего не оставалось делать, кроме как позволить им наносить на различные поверхности порошок для снятия отпечатков пальцев, фотографировать улики и лезть в чужие дела; за их передвижениями внимательно следил адвокат, который был должным образом прикомандирован для наблюдения. Мойра сделала все возможное, чтобы держать их подальше от вестибюля, подальше от посетителей, и по большей части ей это удалось.
Мишель тоже вызвали сюда, и сейчас она стояла, скрестив руки на груди, в прохладном каменном коридоре, который вел к офисам персонала, иногда отвечала на вопросы, но в основном просматривала свой телефон и консультировалась с фирмой по связям с общественностью, которую музей нанял на случай, если новость получит развитие. Мы уже слышали, что в «Таймс» планировалась небольшая статья. Но она должна была появиться в разделе «Искусство» во вторник.
С момента убийства Патрика прошло достаточно времени, чтобы не сохранилось никаких записей с камер наблюдения. У нас были только слухи, а для меня все это казалось неуклюжим способом продолжать движение после смерти: сначала нерешительно, а потом с растущей уверенностью, пусть даже фальшивой.
На кухне для персонала я услышала, как два сотрудника консервации жаловались друг другу на то, что записи с камер наблюдения недостаточно длинные.
– Они закольцованы, – сказал ретушер. – Можете себе представить? Каждые семь дней они перезаписываются.
Это означало, что нет ни записи действий Лео, ни веских доказательств.
Снаружи, в садовом домике, все было помечено и уложено в плотные пластиковые пакеты. Засушенные цветы, которые Лео с такой любовью собирал и вешал на крючки, были порезаны и засунуты в коричневые пакеты, а засохшие лепестки разбросаны по земле, где они осыпа́лись в процессе сбора. Теплица, в которой, как я знала, Лео высаживал свои растения для личного использования – те, которые он продавал с целью наживы, – также была ободрана, хотя, похоже, полиция не заметила, что в этой теплице что-то не так. Все растения, как оказалось, были одинаковыми. Раскопали даже компостную кучу. Каждый объект был тщательно сфотографирован и каталогизирован.