— Деньги-то на дорогу у тебя есть?
— Мне не дали возможности взять кошелёк, — не удержавшись, съязвила я.
— Подойди к Аугусто, он, кажется, в библиотеке. Пока наша касса у этой ватиканской жабы. Ну, до встречи.
Он махнул мне рукой и продолжил свою работу, а я пошла в указанном направлении.
Монастырская библиотека оказалась не очень большой, но внутри было аккуратно и уютно. Даже пыли нет, восхитилась я. И запаха старых умирающих книг, как во многих виденных мною библиотеках. Книжные полки образовывали несколько укромных уголков, отделенных друг от друга рядами книг. В одном из них два монаха аккуратно перекладывали тяжелые фолианты, в другом я нашла тех, кто был мне нужен. Аугусто сидел возле Богданы за небольшим столом и о чем-то спорил, разглядывая бумаги.
— Нет, ты скажи мне, милый, разве католицизм предполагает такое беззастенчивое лихоимство, — возмущалась Богдана. — Вы – разбойники с большой дороги, а никак не представители папы! Форменные грабители!
— Богдана, прекратите! Эта сумма и так вдвое выше той, которую одобрил бы наш казначей!
— Ты посмотри на меня, мальчик! В мои года стыдно бегать за нечистью, я должна сидеть дома и вытирать носы своим десятерым правнукам. Очень, знаешь ли, успокаивающее занятие для старой женщины! Нет, я мыкаюсь по лесам и горам в компании сумасшедших маньяков, только ради вашего Святого Престола, — давила на жалость Богдана.
Я так и не смогла совместить в своём воображении охотницу и сопливые носы.
Аугусто поднял голову и увидел меня.
— Бог с вами, настырная вы старушенция, берите ещё тринадцать процентов, — с трудом выдавил он. — А вот и ещё одна, и снова это гадкое амбре непредвиденных расходов.
В данный момент он очень напоминал Натана за подсчетом коммунальных платежей. Богдана с довольным видом собрала все документы и вполне небрежно сложила в картонную коробку.
— Юлия, если позволишь, на пару слов.
Она завела меня за книжные полки.
— Я даже не знаю, как начать свою мысль наиболее тактично, поэтому ограничусь грубым стариковским напутствием: не верь этим дохлым засранцам.
— Э… хорошо.
— И не думай, что я впала в маразм. Особенно не верь этой влюбчивой бессмертной заднице, Натану. У него сегодня одна, завтра другая, послезавтра вообще забыл, кого и как звать.
Я молча смотрела на неё в абсолютном непонимании. Она хихикнула.
— Ты думаешь, я всегда была старой брюзгой, похожей на просроченную курагу? Лет шестьдесят назад я огого как могла зажечь, поверь мне на слово.
— Ну, с зажечь и сейчас не заржавеет, — честно признала я.
— И ещё как, — легко согласилась она. — Только поверь старой опытной женщине, у него остались приятные воспоминания, у меня — некоторая доля уязвленного самолюбия, насыщенная жизнь, дети, внуки и правнуки. Старость, кстати, тоже ничего, не дает скучать. Имей в виду, он не сможет тебе дать ничего, кроме собственной персоны, и то временно. Если ты не захочешь разделись с ним его жизнь, то состаришься раньше, чем он подсчитает прошедшие года. Вряд ли он останется с тобой до самой твоей смерти, даже в память о потраченной на него молодости. Если всё-таки согласишься на то, что он будет настойчиво предлагать — не надейся, что его увлечение продлится достаточно долго. В конечном счете ты останешься одна в темноте.
Она похлопала задумчивую меня по плечу.
— Мы были вместе лет пять. А недавно он меня даже не узнал, хотя в глаза мне смотрел. Это сейчас, с точки зрения молодости, ты можешь подумать, что половина десятилетия спустя пятьдесят пять лет – это мелочь. Но поверь женщине, которая пережила многое: даже через полвека длительные чувства забывают только очень ветреные люди. Передавай привет. И напомни про Бухарест.
— Богдана, с какой стати вы решили, что нас с Натаном что-то связывает помимо нашего дома? — удивилась я.
— Потому что я была единственной, кто на моей памяти остался в живых дольше нескольких минут, после новостей об особенностях его существования. Боюсь, он проявляет такую преступную небрежность только к тем, кого ценит. Непозволительная сентиментальность в его случае. Не думай, что за все месяцы после твоего рискованного шага он не придумал ни одного способа решить свои проблемы по-натановски.
Она дружески кивнула мне и пошла прочь. Походка у неё была молодой и уверенной. Потом замедлила шаг, обернулась и громко заявила на всю монастырскую библиотеку:
— Я бы на твоём месте остановилась на Штефане. Хороший парень, всё при нём, и ни одна тварь мимо него не проскочит, даже при всём желании. Любую нежить намотает на кулак. К тому же, у него появилась полезная привычка вытаскивать тебя из неприятностей. А что ещё нужно молодой особе, магнитом притягивающей всякую шушеру?.. Ну, бывай.
— Вот старая сводница, — в сердцах пробормотал Аугусто из-за своего стола.
Я подошла к нему.
Удивительно, но, кажется, весь мир пытается скрестить меня с Натаном, и только моего мнения никто не спрашивал. Мне, впрочем, никто не спешил признаваться в чувствах, которых, возможно, и нет. Мало ли какие у него были причины оставить меня в покое, не навещая Тимишоару.