Завещание

— Некоторое время спустя она ушла от нас, чтобы никогда не возвращаться. Через некоторое время, когда он узнал, что я встречаюсь с парнем без его разрешения, он избил меня так сильно, что я провела в больнице неделю.

Еще одно вздрагивание и:

— Джозефина…

— Бабушка спасла меня от этого. Мне удалось снова стать нормальной. Я пошла в университет. Влюбилась. Он держал все под контролем, это правда, но был красив и заботился обо мне. Так я думала. До первого раза, когда он избил меня. Я упала с лестницы и сломала плечо. После этого я тоже вернулась к бабушке.

Он протянул руку, но я отступила на шаг.

— Ты когда-нибудь задумывался, почему я была так далека, Генри?

— Милая…

— А тебе не приходило в голову спросить?

— Джо…

— Нет. Я была так влюблена в тебя, когда мы только начали работать вместе, что каждый день приносил боль. Но нужно было либо смириться с болью, либо потерять одного из двух людей в моей жизни, которые мне были дороги и которых я уважала. Так что я смирилась с болью.

Его лицо побледнело.

— Ты была влюблена в меня?

— Без ума.

Его голос был болезненным, когда он прошептал:

— Дорогая…

— Чтобы узнать, что ты такой же, а ты даже не спросил, почему я защищаюсь. Почему я держалась отчужденно. Почему была отключена. Даже не пытался найти вход. Я никогда не думала, что ты ответишь на эти чувства, потому что… потому что… не знаю, почему ты это делал, но ты никогда, ни разу, не дал мне понять, что чувствуешь ко мне то же самое. Ты показывал это многим другим женщинам, прямо на моих глазах, но только не мне.

— Я все время показывал тебе, Джозефина, — мягко сказал он.

— Нет. — Я покачал головой. — Джейк показывал. Он знал все это обо мне, и он знал, что должен был действовать с осторожностью, но дело в том, что он понял, что я ему нравлюсь, я его привлекала, и он продолжал.

— Боюсь, у него было нечестное преимущество, дорогая, потому что я не знал ничего из этого дерьма, — заметил Генри.

— Ты… не… — я наклонилась, — спрашивал, — прошипела я и отстранилась. — Два десятка лет, а ты ни разу не спросил, Генри?

— Откуда мне было знать, что есть о чем спрашивать, Джозефина?

— Если ты любишь кого-то, то хочешь знать все. Хочешь исцелить все раны. Хочешь быть с ними, когда они в тебе нуждаются. Ты просто хочешь быть с ними все время.

— Хочешь сказать, что влюблена в мужчину, которого знаешь всего две недели?

— Нет, Генри. Я говорю, что это то, что я давала тебе все двадцать три года.

Я увидела, как он снова вздрогнул. Он знал, что это правда. Каждое слово.

Он пришел в себя и спросил:

— Как можно настаивать на чем-то подобным со своим сотрудником? С кем-то, кто важен для тебя. Кто, если не поймет это правильно, может уйти, а ты знаешь, что не можешь его потерять.

— Даже не знаю. Может, ты поступаешь так, потому что это стоит риска того, что может с ним случиться.

— Напомню тебе, дорогая, что ты чувствовала то же самое и тоже не рисковала, — мягко сказал он.

Он был прав.

Абсолютно прав.

— Я боялась, — сказала я ему.

— Сейчас я это понимаю. Тогда я и понятия не имел.

В этом он тоже был прав.

Я посмотрела на грязь у своих ног.

— Джозефина, — позвал Генри, и я снова посмотрела на него.

— Этому не суждено было случиться, — заявила я.

— Как мы можем это знать, если даже не пытались? — спросил он.

— Потому что я влюбляюсь в мужчину, которого знаю всего две недели, но еще только влюбляясь, я уже знаю, что не представляю, каково было бы без него. Нет, — я покачала головой, когда лицо Генри снова стало суровым. — Я могу себе это представить. Просто не хочу.

— Не уверен, что он тебе подходит, — сказал он мне.

— А я не уверена, что тебе стоит так говорить, когда ты его совсем не знаешь.

— Я знаю, Джозефина, что наш вчерашний разговор был неприятным, а он все время был рядом и ни разу не вступился за тебя, — заметил он.

— Ты прав. Но опять же, ты был моим работодателем, был им в течение многих лет, я — сорокапятилетняя женщина, и это действительно было не его дело, чтобы вмешиваться. Однако, когда я была переполнена эмоциями после той сцены, Джейк вмешался, держа меня в своих объятиях, поглаживая мои волосы и разговаривая со мной, чтобы успокоить.

— Значит, этот парень идеален, — недоверчиво и, возможно, немного саркастически констатировал Генри.

— Вовсе нет, — ответила я ему. — Он до смешного заботливый и до нелепости властный. У него также есть пунктик, когда он выбирает мне место, обычно рядом с ним, и делает это, усаживая меня на него. Он может быть очень властным, что случается не редко. Он смеется, когда я говорю серьезно, и рычит из любого места в доме, где бы ни находился человек, с которым он разговаривает. Он также часто использует бранные слова, даже в присутствии своих детей, и позволяет им делать то же самое, особенно своему старшему сыну, о последнем я вскоре намерена с ним поговорить. Я уверена, что у него есть и другие дурные привычки, которые я обнаружу, если представится такая возможность. Что меня радует, так это то, что у меня есть такой шанс.

— Значит, ты отказываешься от нас, — заметил Генри.