Завещание

— Спортзал выпускал юниорскую лигу боксеров. Они тренируются три дня в неделю после школы и соревнуются по выходным. У нас всегда бывало около двадцати или тридцати детей. Но мы на них ничего не зарабатывали, сборы, которые они платят, едва покрывали оборудование, но занимали время тренажерного зала. Тем не менее, это удерживает детей от разного дерьма и учит их дисциплине, дает им уверенность, показывает, что важно заботиться о своих телах, и дает им средства постоять за себя.

— Ты никогда не упоминал об этом, — заметила она.

— Я знаю тебя не так давно, солнышко, — ответил он.

Она кивнула, а затем сказала:

— Я слышала о «грузовике», и в названии твоего спортзала есть это слово. Что оно значит?

— Я и есть грузовик.

— Прошу прощения?

Он усмехнулся.

— Я и есть Грузовик, Джози. Раньше, когда боксировал. Так меня называли.

Она выпрямилась.

— Ты боксер?

Его ухмылка стала еще шире.

— Э-э… да, я боксер. Раньше был довольно хорошим. Вот как я смог попасть в газету, пусть она была всего лишь городской. Я рано начал боксировать, просто в качестве тренировки. Я не увлекался командными видами спорта, а мой отец не любил, когда ребенок просто валялся и смотрел телевизор. Я нашел себя, и это меня устраивало. Мне нравилось быть в своих мыслях, когда речь шла о том, что может сделать мое тело, но еще больше, когда мое тело бросало вызов, я должен был сохранять голову ясной. Ты тренируешься, изучаешь своего противника, у тебя есть люди, которые строят твою стратегию боя, но когда ты находишься на ринге, вас только двое, и цель довольно экстремальна. Ты должен выбить дерьмо из другого парня, чтобы он не сделал это с тобой.

Когда он замолчал, она спросила:

— И ты был довольно хорош?

— Да.

— Насколько хорош?

— У меня была пара платных боев в Вегасе. Это хорошо.

Она очаровательно смутилась, когда спросила:

— Хорошо?

Он снова ей улыбнулся.

— Да, Джози. Хорошо. Я боксировал в колледже, ко мне обратился тренер-менеджер, я бросил учебу на первом курсе, пошел ва-банк. Это сработало. Участвовал в нескольких крупных боях. Заработал приличные деньги. Немного попутешествовал и увидел парочку отличных мест. Было хорошо, захватывающе, мне понравилось, и я любил боксировать. Но ты должен делать это с умом, и уйти, когда придет время. Твое тело не может терпеть это вечно. Я ушел, вернулся домой в Мэн, воспользовался теми деньгами, что заработал, и открыл спортзал.

— Я все еще не понимаю, почему тебя называют Грузовиком, — сказала она.

— Меня зовут Грузовиком, потому что в колледже я нокаутировал парня спустя три минуты после начала первого раунда. Когда университетская газета спросила его, что случилось, он сказал, что мой правый хук был похож на удар в лицо грузовика «Mack». Это прозвище пристало.

— Я так понимаю, это комплимент, — предположила она, и это вызвало у него еще одну улыбку.

— Да, детка. Большой, — подтвердил он.

Он увидел, как блеснули ее зубы, прежде чем она заставила его вернуться к рассказу:

— Итак, ты мог потерять свой спортзал…

— Да. И Лидия увидела статью, — сказал он ей. — Она пришла ко мне. Не уверен, что ей хотелось, чтобы Грузовик сохранил спортзал. Скорее, речь шла о том, чтобы у детей осталась своя боксерская лига. Но что бы это ни было, она пришла предложить мне деньги, чтобы помочь меня выручить.

— Ох… — пробормотала она.

— Лидия — это Лидия, такой уж она была, заставила меня рассказать ей все, что я и сделал. Папа умер. Мама болела, и вскоре мы узнали, что она умирает. Мой спортзал терпел убытки, и чтобы купить еды, по ночам я работал вышибалой в «Цирке». Мы жили в двухкомнатной квартире недалеко от пристани, и это место не было хорошим, там пахло дохлой рыбой в зависимости от того, куда дул ветер. Донна начала познавать свою внутреннюю хищницу, поэтому больше была заинтересована в том, чтобы трахаться, чем заниматься своими детьми. Это означало, что Слоан плавала в моем дерьме, большую часть времени не испытывая счастья иметь двух детей.

— Так вот почему она ушла от тебя? — спросила Джози.

— Она не ушла от меня, детка, я выгнал ее вон.

В ее голосе прозвучало удивление, когда она спросила:

— Ты порвал с ней?

Он наклонился в ее сторону.

— Со Слоун я, наконец, научился это делать. Жизнь иногда — отстой и прямо тогда, она была полный отстой. Я знал, что эта квартира — дерьмо. Мне тоже не хотелось, чтобы моя семья там жила. Я был близок с отцом, любил маму, их уход не принес ничего хорошего. Я не мог содержать спортзал. Знал, что должен его закрыть. Это убивало меня. Я люблю этот спортзал. Но моя семья была важнее. Я работал на двух работах, притаскивал свою задницу домой в три часа ночи, вставал, чтобы открыть спортзал в семь, срывался всякий раз, когда мог. Я не хотел этого и пытался найти выход. Она не пыталась найти ничего, кроме способов оседлать мою задницу. Когда становится дерьмово, ты находишься рядом со своим человеком. Не тащишь его вниз, когда он и так навис над унитазом.

Последовала пауза, прежде чем она прошептала:

— Очень верно сказано.

— Знаю.

— Мне очень жаль, что она так поступила с тобой, Джейк.

Так чертовски мило.