«Больница Медицинской миссии Мар Тома»[248]
— самое высокое здание на несколько миль в округе. Просторная территория вокруг больницы обнесена беленой стеной, грозные предупреждения ЗАПРЕЩАЕТСЯ РАСКЛЕИВАТЬ ОБЪЯВЛЕНИЯ заклеены плакатами Партии Конгресса и Коммунистической партии. Напротив главных ворот находится автобусная остановка и чайная лавка Чериана. Дальше по дороге, в новом длинном прямоугольном здании, расположились «Замороженные продукты Канджамон», «Лондонские портные» и «Великолепные учебные пособия». Мариамма с трудом припоминает времена, когда тут были густые заросли, стояли деревья, по которым лазали они с Поди.Рагхаван, бедный сторож, охрип объяснять галдящим пациентам, что да, больница построена, но нет, она не готова к работе. Если его называют лжецом, он показывает пустые комнаты без всякой мебели и громоздящиеся повсюду ящики с оборудованием, подаренным иностранными миссиями. Однажды Рагхаван будит Мариамму посреди ночи — из-за ребенка с приступом астмы, который, по его мнению, умирает. И он прав. Без адреналина из аптечки Мариаммы малыш не выжил бы.
Мариамма упоминает об этом случае на еженедельном собрании совета попечителей; епископ — председатель правления — позаботился, чтобы именно эта комната была щедро меблирована. Члены правления вежливо слушают, пока она пытается убедить их в необходимости срочно открыть кабинет неотложной помощи с базовым оборудованием, а потом без всяких комментариев переходят к обсуждению куда более насущной задачи — какого размера должна быть мемориальная доска в вестибюле и чьи имена должны или не должны быть на ней упомянуты.
Кипя от возмущения, Мариамма уходит с заседания и с удивлением обнаруживает за дверями Джоппана, невозмутимо попыхивающего бииди. Они шагают рядом в темноте, и она делится своим разочарованием:
— Это просто смешно! Такими темпами больница никогда не откроется.
Через частный пешеходный мост над каналом они идут в Парамбиль. Уже на подходе к дому Джоппан говорит:
— Муули, ничего не двигается, потому что там нет Мастера Прогресса. Он знает, как вести с ними дело. Я поговорю с ним.
И только когда он удаляется, Анна-чедети признается, что Джоппан ждал Мариамму около больницы, чтобы проводить, потому что уже темно. Точно так же поступал бы и ее отец.
Слухи о том, что Мастер выходит из дома только глухой ночью и предпочитает компанию привидений обществу людей, должно быть, верны, потому что Анна уже давно спит, когда является Мастер. Мариамма делится с ним своими огорчениями. Кажется, Мастеру приятно слышать об административном кризисе в больнице. Она умоляет его поговорить с правлением.
— Ни за что! Они должны сами меня позвать. Они до сих пор обвиняют меня из-за женщины, которая пыталась обокрасть Больничный фонд.
Мариамма уверяет, что его никто не винит.
— Аах, люди только так говорят. Но если я захожу к ним на чашку чая, они потом пересчитывают каждое рисовое зернышко в своих ара. Вот такие у нас люди.
Мариамма умоляет, взывая к памяти бабушки и отца, но Мастер стоит на своем.
— Я готов быть твоим тайным советником, не более. Вот что тебе следует сделать, Мариамма. Во-первых, не трать впустую время, выпрашивая что-либо у правления.
— Мастер, вы за минуту сделали больше, чем я сумела за целый месяц, — восхищается Мариамма. — Вы нужны нам.
— Пустяки, — отмахивается Мастер, но видно, что ему приятно. — А ты знаешь, что это я придумал название «Больница Медицинской миссии Мар Тома»? Как мед стекает с языка, да? Но еще прежде, чем был залит фундамент, люди сократили название до «Больница Йем-Йем-Йем».
По мнению Мариаммы, это вполне закономерно: язык малаяли выговаривает «М» как «Йем». А еще малаяли любят акронимы.
— И они начали называть ее «Больница
Мариамма не стала признаваться, что название «Тройной Йем» прижилось и она тоже повинна в этом, как и остальные.
Уходя, Мастер напоследок добавляет: