Завет воды

В своем новом проекте Мариамма сталкивается с одним серьезным препятствием: нечитаемый почерк отца. Любопытным ребенком она залезала в его дневники в поисках пикантных секретов, но все ее шпионские потуги были пресечены микроскопическими строчками, автор которых не терпел полей и пробелов. Отец писал так, как будто бумага была дороже золота, даже если чернила бесплатны. То, что писал он по-английски, обеспечивало некоторую конфиденциальность, но клиновидные буквы напоминали шумерскую письменность. Расшифровывать его почерк — это все равно что изучать иностранный язык. Кроме того, самые ценные мысли могли быть погребены в море банальных ежедневных наблюдений — за плесенью, например, за ящерицами, падающими со стропил, и прочими пустяками. Когда Мариамма бегло просматривает заголовки в блокноте, она обнаруживает ЗАПАХИ, СЛУХИ, ВОЛОСЫ (НА ЛИЦЕ И НА ТЕЛЕ), СТУПНИ и ПРИВИДЕНИЯ. Несмотря на эти вехи, уже через несколько страниц записи отклоняются от заданного курса, отец переключается на что-нибудь другое и никогда больше не возвращается к прежней теме. Никаких указателей или перекрестных ссылок у него не существовало. Не может быть и речи о том, чтобы просто пролистать страницы. Предстоящая задача обескураживает. И кажется непосильной.

Каждый вечер, перед тем как уснуть, она вспоминает Ленина. Если б только можно было поболтать с ним, вспомнить о событиях дня. Она рассказала бы, как хорошо ей дома; одна беда, что теперь она не может быть здесь никем иным, кроме как доктором. Скорей бы закончилась эта повинность и можно было начать учиться нейрохирургии.

А как прошел твой день, Ленин?

Жутко даже представить. Да и жив ли он вообще? А если он погиб, как она об этом узнает?

Ума приходит в восторг от идеи «опухоли разума» и воодушевленно поддерживает ученицу. И Мариамма каждый вечер корпит над дневниками, по ходу дела составляя указатель. Это выматывающая работа, от которой пальцы ее в вечных медных пятнах от папиных чернил. Постепенно скорость чтения увеличивается. Указатель расширяется. До сих пор единственное наблюдение о работе разума отца — это его способность перепархивать от темы к теме, как мотылек в комнате, полной свечей. Так и выглядит опухоль сознания? Но от некоторых фрагментов у Мариаммы порой перехватывает дыхание:

Вчера вечером Элси рисовала, сидя в постели, а я смотрел на профиль моей жены, самое прекрасное, на что когда-либо падал мой взгляд. И внезапно у меня случилось видение, как будто открылся портал во времени. Я увидел путь Элси как художника так же ясно, как путь стрелы, летящей в небе. Я понял, как никогда прежде не понимал, что она оставит след для грядущих поколений. Я ничто в сравнении с ней, мне лишь посчастливилось жить в присутствии такого величия. Я так разволновался, едва не расплакался. Она заметила странное выражение моего лица. Но ни о чем не спросила. Может, прочла мои мысли и все поняла, а может, ей показалось, что она поняла. Она отложила набросок и толкнула меня на спину. Она овладела мной, как королева, пользующаяся одним из своих клевретов, но, к счастью, я единственный клеврет, которого она любит. Моя единственная претензия на вечную славу будет основываться вот на чем: меня выбрала Элси. Она выбрала меня, и, значит, я чего-то стою. Вот и все мои амбиции: оставаться достойным этой выдающейся женщины.