Зависть кукушки

Я подняла с пола медальон, разорванная цепочка холодной змейкой скользнула меж пальцев. Я повертела в руках изящную вещицу, машинально нажала на шпенек, и медальон раскрылся. Детский локон, свернутый колечком, лежал внутри…

Я захлопнула медальон, но, чуть помедлив, раскрыла его снова. Показалось мне, что ли? Или здесь просто свет такой?

Я пошла в комнату и внимательно рассмотрела содержимое медальона в свете люстры. Нет, мне не показалось. Это были не те волосы! То есть, это были не Володины волосы. Похожие, да, но не его…

У меня прекрасно развито цветоощущение, говорю это без ложной скромности. И я прекрасно помню, какие краски я подбирала, чтобы передать цвет волос на Володином детском портрете. Я очень тогда старалась передать его как можно точнее, несколько раз просила старуху Лаврову показать мне детский локон, и теперь я была совершенно уверена: в медальоне, который я держала сейчас в руках, были не Володины волосы…

Но как такое может быть, ведь этот медальон сняли с шеи бабки Лавровой, откуда в нем чужие волосы?

Но… если этот медальон при мне сняли с шеи Володиной бабки, значит, именно с этими волосами была проведена генетическая экспертиза!.. Значит… значит, ребенок Аллы Потылицыной — не Володин сын, он сын человека, чьи волосы в этом медальоне…

Мне вдруг стало нестерпимо жарко, как всегда в таких случаях, загорелись уши. Я вскочила и забегала по квартире. Так мне легче думалось. Множество мыслей возникало в моей голове, иногда я останавливалась и трясла головой, чтобы как-то привести их в порядок. Поначалу было много непонятного, вопросы вспыхивали один за другим, но на каждый — на каждый! — находился ответ. Я как будто собирала пазл: одна деталька пристраивалась к другой и постепенно вырисовывалась цельная картина. Я поняла смысл аферы, которая могла быть просто аферой, если бы за нее не было заплачено столькими жизнями. И я поняла, для чего меня загоняли в подвал библиотеки и били по голове — потому что в моих руках была опасная улика — медальон!

Я несколько часов металась по квартире. Если бы кто-то видел меня в это время, он принял бы меня за сумасшедшую. Я бегала, бормотала, вскрикивала, порой останавливалась и трясла головой и опять принималась метаться. Наконец я остановилась. Я сложила картинку! Кое-что, конечно, оставалось не совсем понятным, но это уже не имело значения…

Я упала на диван и провалилась в сон. Когда я проснулась, сквозь плотно задернутые шторы уже пробивался дневной свет. Взглянув на часы, я вскочила и помчалась в душ. Скоро должны были появиться Витя и Эдька…

Эдька заявился первым. Мрачный, небритый и явно тоскующий по «душеукрепляющему». Я это поняла по взглядам, которые он бросал на холодильник.

Не обращая внимания на Эдькины страдания, я всучила ему деньги и снова погнала за продуктами. От того, что он принес вчера, мало что осталось.

— Принесешь бутылку — убью, — предупредила я его. — И бог меня простит!

Эдька скривился, но ничего не сказал и ушел.

Витя сильно задерживался… Эдька успел вернуться из магазина, потребовать, чтобы я сварила ему кофе, выпить его и попортить мне настроение своим брюзжанием. Витя не появлялся, а его телефон был недоступен. Я уже начала волноваться, но тут он наконец позвонил и сказал, что подъезжает и что у него грандиозные новости!

Витя пришел румяный с мороза и, протирая запотевшие очки, с ходу известил:

— Ребята, дядя Петя пришел в себя!

— Какой дядя Петя? — не поняв, хором спросили мы с Эдькой.

— Ну дядя Петя, отец Сереги! Мне сегодня из клиники позвонили, я их просил держать меня в курсе. Еще вчера вечером очнулся, представляете! Я уж и надежду потерял!

— Как же так, — удивилась я, — а я вчера позвонила, и мне сказали, что все по-прежнему. Ошибки быть не может?

— Никакой ошибки, я сейчас заезжал туда, уточнил. Вышел из комы, врачи надеются, что теперь пойдет на поправку. К нему меня, конечно, не пустили, там все стерильно, посещения разрешат, когда переведут в обычную палату. Ты, Груня, наверное, звонила раньше, чем все это произошло.

— Как же мы ему скажем, что Сережка в тюрьме? — ужаснулась я. — И что Наталья умерла?..

— Как-нибудь скажем, — сказал Витя, водружая очки на нос. — Дядя Петя — крепкий мужик, выдержит. А к тому времени, когда мы сможем все это ему сказать, может быть, что-нибудь и переменится к лучшему, я имею в виду Серегу…

— Ну да, — согласилась я, горячо надеясь, что Витины слова попадут в уши богу. — Витя, выпьешь кофе?

— Погоди, Грунечка, у меня еще новость есть… Я узнал вчера, кто оставил Володе наследство. Некто Питер Лэш, американский гражданин, очень богатый, даже по американским меркам. Скончался в мае этого года, вдовец, детей не имел. Какое отношение он имел к Володе или к Лавровым вообще, выяснить не удалось, но есть кое-что интересное… Я вчера полночи просидел в Интернете и вот что нарыл… Груня, я включу Серегин комп? Я все материалы на флешку сбросил…

Витя сел за Сережин стол, включил компьютер, подсоединил флешку… Мы с Эдькой с двух сторон нависли над ним, Эдька сопел у меня над ухом и чавкал, дожевывая печенье.