Зависть кукушки

На работе мне становилось легче, привычная обстановка отвлекала и расслабляла, и это было очень опасно. Расслабляться было нельзя, ведь меня не оставляли в покое не только друзья, враги не дремали тоже.

Я была уверена, что за мной следят, и никакие Эдькины насмешки и намеки на расстроенные нервы и бабские фантазии не могли меня переубедить. Ощущение чужого взгляда не покидало меня, а один раз, выходя из каталожного зала, я, по какому-то непонятному побуждению, оглянулась и ясно увидела в мельтешении библиотечного люда знакомый уже силуэт Злой Куклы.

Я старалась ни на минуту не оставаться одной, а когда нужно было куда-то идти, тащила с собой Верку. Я боялась и напряженно ждала…

Он пришел на третий день, в среду. Мне сказали, что меня спрашивает какой-то мужчина, и у меня екнуло и отчетливо покатилось куда-то сердце. Я вспомнила любимое Веркино изречение о сердце, бьющемся «о штаны». Да, примерно там оно сейчас и билось…

Сева Князев стоял у стойки выдачи, опершись об нее локтями, и улыбался.

— Привет, Гретель, — сказал он, увидев меня. — Я тут у вас был по работе, смотрел кое-какую литературку и вот решил заглянуть к тебе, узнать про Сережку, как он там, в узилище?

Если бы не эта издевательская фраза, я наверное так и продолжала бы трястись от страха, но тут меня окатило холодной ненавистью, и сердце вернулось на свое место и забилось спокойно.

— Я думала, ты придешь раньше, — сказала я, не отвечая на его вопрос. — Ты, наверное, не сразу понял, что у тебя не получилось?

Его улыбчивые глаза сузились, лицо стало отчетливо напряженным.

— Что, прости? Что не получилось?

— Не получилось меня убить, — ответила я, удивляясь, как спокойно, почти бесстрастно, звучит мой голос.

И тут он себя выдал. Он резко развернулся и прострелил глазами пространство позади себя. Убедившись, что моих слов никто не слышал, он все-таки не повернулся обратно до конца, а остался стоять вполоборота ко мне, контролируя взглядом окружающую обстановку. Пальцы правой руки, оставшейся лежать на стойке, нервно барабанили по дереву. Если бы Витя Титов, сомневающийся в вине Севы Князева, видел его сейчас, он убедился бы в моей правоте.

— Не понял, — без выражения повторил он, водя глазами по сторонам. — О чем это ты?

Я вышла из-за стойки.

— Пойдем вон туда, там спокойнее.

Мы отошли к окну и встали друг против друга. Сева по-прежнему сканировал глазами пространство: направо-налево, за мою спину. Я стояла молча и смотрела на него в упор.

— Ну так что? — спросил он, видимо убедившись, что нас никто не подслушивает. — Ты объяснишь?

Я молчала, и он стал нервничать все заметнее. Он продолжал улыбаться, но эта улыбка выглядела как что-то забытое на его лице, правый уголок рта начал мелко подергиваться.

— Так тебя что, кто-то пытался убить? — выдавил из себя он, вымученно усмехаясь. — Кто же? Сережка-то уже сидит.

— Сева, не старайся, — сказала я. — Я знаю все.

Он молчал, и я продолжила:

— Я все знаю, но, как ты заметил, не поднимаю шума. У меня к тебе предложение: я продолжаю не поднимать шума, я гарантирую, что никто ничего не узнает, а ты отдаешь мне половину Володиного наследства.

Мне трудно было смотреть ему в глаза, но я заставляла себя не отводить взгляда. Было заметно, что он лихорадочно старается понять, что делать и что говорить.

— Не понимаю, о чем ты, — процедил он сквозь зубы.

— Если ты думаешь, что я обвешена диктофонами и микрофонами и провоцирую тебя на какие-то признания, ты можешь молчать. Я буду говорить сама, но принимать решение придется все-таки тебе.

Он молчал, и я чувствовала, что он все сильнее сжимается внутренне, он уже не улыбался, мне все труднее было выдерживать его взгляд. Он не задумываясь убил бы меня сейчас, если бы мы были одни.

— Ты или вы с Потылицыной убили Володю, пытались убить его отца, наверняка и деду вы помогли умереть. Вы выдали своего ребенка за сына Володи. Я предвижу, как дальше будут развиваться события: через полгода наследство перейдет к ребенку, его мать, как опекунша, или как там это называют юристы, будет им распоряжаться. За это время Володин отец умрет, а если нет, вы поможете ему умереть. Володина бабка тоже, скорее всего, умрет, она сделала свое дело — признала ребенка, и больше не нужна. А сам ты, по прошествии приличного срока, женишься на Алле, и ваша счастливая и богатая семья будет жить, ни в чем себе не отказывая, на деньги американского благодетеля.

Я остановилась и перевела дух. Сева молчал. Несмотря на то, что неподалеку ходили и разговаривали люди, мне казалось, что нас окружает звенящая тишина.