Импульс, который эта точка зрения придает социализму, направлен в основном к такой форме общества, где не будет ни тех, кому завидуют, ни завистников. К сожалению, мало кто из социалистов правильно осознавал источники и масштаб зависти, а кроме того, они не понимали, что многие из предлагавшихся и применявшихся ими средств исцеления приводят только к интенсификации зависти.
О том, как мало интеллектуал, стремящийся к достижению эгалитарного общества, знает о способах этого достичь, свидетельствует дневниковая запись Беатрисы Вебб. Ее муж Сидней признался ей, что он предпочел бы, чтобы лейбористы проиграли последние выборы, обьясняя свою позицию тем, что у партии не было никакой программы борьбы с безработицей. По его мнению, предлагавшееся урезание пособий по безработице должно было привести к гибели партии. От этих заметок о текущей политической ситуации Беатриса Вебб переходит (признавая сложность этой задачи) к размышлениям над ключевым вопросом социализма, созданием общества равных: «В чем я начинаю сомневаться, так это в «неизбежной постепенности» или даже в возможности постепенности во время перехода от капиталистической цивилизации к эгалитарной. В любом случае, ни один из лидеров нашей страны еще не придумал, как совершить переход, не перевернув тележку с яблоками[399]
. Сидней говорит, что это «сделается само собой» и не потребует четкого плана, который поддержит одна из партий в стране и отвергнет другая. Мы соскользнем в эгалитарное общество так же, как мы соскользнули в политическую демократию – за счет того, что каждая из партий, вне зависимости от того, какой она является номинально: социалистической или антисоциалистической, – станет совершать шаги, направленные на сокращение дани, рент и процентов, на увеличение оплаты труда и гарантий оплаты труда. Но этого нельзя сделать, не перехватив контроль за сбережениями в стране, и я не вижу, как это можно сделать постепенно или без тяжелой борьбы с хорошо продуманных позиций. И никто об этом не думает. Так мы и плывем по течению к какой-нибудь катастрофе, так же как и тогда, когда дело закончилось мировой войной. Сидней говорит: «Я знаю только то, что я не знаю, как это сделать!»»[400]Социалистов упрекали в зависти Вильгельм Рошер и Йозеф Шумпетер, Якоб Буркхардт и Ницше, Макс Шелер, Освальд Шпенглер и судья Оливер Уэнделл Холмс[401]
. Но те, обычно такие красноречивые и хорошо образованные, редко когда пытались защититься от этого обвинения и на самом деле тщательно избегали дискуссий по этому вопросу. Достопочтенный Оливер Уэнделл Холмс в своей переписке с Гарольдом Дж. Ласки, возможно наиболее одаренным из публицистов XX в., придерживавшихся социалистических взглядов, неоднократно и усиленно привлекал его внимание к тому, что зависть является неотъемлемым свойством теории социализма. Ласки не отреагировал ни разу[402].У таких социалистических экономистов, как Абба П. Лернер, мы находим косвенное использование мотива зависти, представленной в качестве социальной добродетели. Так, прогрессивный подоходный налог предлагается на том основании, что для психологического благополучия коллектива усмирение зависти тех, кто получает среднюю зарплату, посредством штрафов, наложенных на высокооплачиваемых людей, в количественном отношении более значимо и выгодно, чем растерянность немногих, ограбленных государством к пользе завистливых[403]
. Это утверждение игнорирует то, что для зависти существуют бесчисленные, и часто более болезненные, поводы, чем небольшое число действительно крупных капиталов или унаследованных состояний, которые можно подвергнуть штрафу; оно также пренебрегает тем, что придание зависти статуса добродетели в интересах государства только увеличивает страдания тех, кто действительно к ней склонен, потому что политики чувствуют себя обязанными постоянно изобличать новые проявления «неравенства» в обществе.