Зависть: теория социального поведения

В своих книгах о кибуцах Спиро, несмотря на то что он жил только в одном кибуце, приводит множество примеров тамошнего антиинтеллектуализма. Если бы не контекст еврейской культуры и традиции, где ученость, чтение и интеллектуальные занятия считаются большой ценностью, положение интеллектуально активных членов кибуца, несомненно, было бы гораздо более тяжелым. Но даже те интеллектуальные занятия человека в свободное от основной работы время, на которые коллектив закрывает глаза, всегда связаны со смутным чувством вины. Один человек рассказал Спиро, что для него невозможно развивать собственный поэтический дар, потому что он не может прекратить думать о способных лишь к физическому труду товарищах, с которыми он в детстве сидел рядом на горшке (по его собственному выражению). Это то самое чувство вины, которое мы в главе 15 наблюдали у женевского врача Поля Турнье и некоторых его знакомых. Это чувство вины, возникающее у одаренного, интеллектуально активного человека, который в состоянии заниматься сравнительно приятным трудом, является, однако, не чем иным, как его представлением о предполагаемой зависти других к его особому положению[456].

Если мы проанализируем вездесущий социальный контроль, который зависть осуществляет по отношению к членам кибуца, и увидим, какое отвращение, издевки, рессентимент и подозрения окружают любого, кто хотя бы чуть-чуть кажется отличным от остальных, например, своей чуть бóльшей сообразительностью, творческими способностями, одаренностью, наблюдательностью или чуть более живым воображением, то становится ясно одно: кибуцной культуре, прообразу социалистического сообщества и «дорожному указателю в будущее человечества», присущи многие особенности обществ примитивных народов. Мы видим четко, как в лабораторном эксперименте, как эгалитаризм и страх перед взаимной завистью оказывают давление на потенциального изобретателя, творца и инноватора. Идеал абсолютного равенства, идеал устранения всякой власти и авторитета, всякой системы рангов и любых экономических преимуществ, а также забота о выживании этой, основанной на равенстве, системы после воплощения идеала в жизнь не может допустить индивидуального успеха человека, внедряющего непредусмотренные инновации, потому что в этом случае он по определению не был бы равен другим, даже если бы его изобретение немедленно поступило в свободное распоряжение коллектива.

На самом деле проблема не столько в том, что кибуцная община действительно отвергает инновации, а в с детства привитом индивиду страхе, что он мог бы стать неравным другим, проявить каким-то образом собственное превосходство или начать каким-то образом выделяться. Спиро, описавший кибуц с очень большой симпатией, анализирует торможение у детей, родившихся и выросших в кибуце[457]. Некоторое время спустя возникли сложности в связи с конфликтом отрицающего собственность кибуцного движения с законами государства Израиль о наследовании[458]. Другой проблемой является привлечение многими кибуцами получающих оплату работников со стороны.

Грех частной жизни

Разные культуры признают частную жизнь в совершенно разной степени. Однако мы не должны представлять себе, что существует прямая дорога, ведущая от примитивной первой стадии, где частная жизнь отсутствует, к высокоразвитой цивилизации, где частная жизнь определенно гарантирована. Существенно то, что если человек действительно использует свое право на уединение, это вызывает раздражение, зависть и недоверие его сограждан даже в тех культурах, в которых частная жизнь является разрешенным и давно существующим институтом. В любом, кто чурается общества, кто задергивает занавески и проводит хотя бы какое-то время вне поля зрения общества, всегда видят потенциального еретика, сноба, заговорщика. Поэтому нет ничего удивительного в том, что пуритане Новой Англии чувствовали глубокое недоверие к тем, кто ценил свою частную жизнь. Кроме того, существовало также предубеждение, совершенно недемократическое и никак не связанное с религиозными различиями, против человека, ценящего частную жизнь, особенно на западном фронтире, где в случае, если кто-либо огораживал землю или ставил забор у дома, последствия могли быть самыми серьезными.