После какой-либо катастрофы наша терпимость к неравенству между людьми уменьшается. Концепт братства по несчастью объясняет, почему так и должно быть. Ведь чем больше кто-либо озабочен тем, как ему в будущем получить более выгодную позицию в потенциальном братстве по несчастью, тем интенсивнее предупреждающая зависть, которую он на себя навлекает. И чем в большей степени он занят обеспечением для себя роскоши, пусть даже легкомысленной, в настоящем, тем меньше будет негодование его потенциальных собратьев по несчастью.
Зависть, по вполне понятным причинам, тем более «экзистенциальна», иррациональна и безжалостна, чем более она касается неравенства средств к существованию в узком смысле: еда и личное выживание – это элементарные ценности. Любой, кто обеспечивает для себя по сравнению с нами какое-нибудь будущее преимущество, которое мы тоже могли бы получить, не будь мы так ленивы, суеверны, жадны или ориентированы на потребление, как это ни странно, вызовет у нас большую враждебность, чем сосед, который своим неумеренным обжорством совершенно явно загоняет себя в могилу. Ведь в случае прожорливого соседа мы всегда можем с лицемерным злорадством сказать себе, что, вероятно, переживем его. Это доказывает та завистливая ярость, с которой сталкиваются американские семьи, построившие себе бомбоубежища или укрытия от урагана.
Успехи в силовой политике тех, кто манипулирует завистью, а также их тактическое превосходство связаны с их способностью играть на наиболее уязвимой струне в социальной жизни человека. Постепенно они начинают обмениваться циничными улыбками знатоков, хотя в самом начале могли и не подозревать об этом. Каждый человек: и предпоследний в примитивном племени, и второй от конца по значимости сотрудник современного промышленного концерна – боится зависти того, кого он считает ниже себя. Невозможно представить себе жизнь, в которой человек был бы свободен от чувства вины, достигающей кульминации в таких вопросах: «Почему я богаче другого человека? Что он обо мне думает, что он намерен делать?» Можно доказать, что эта первичная тревога существует на всем протяжении культурного развития человечества. Несомненно, она вызвала отдельные действия и привела к возникновению социальных институтов, которые сделали жизнь более приемлемой, чем в более ранние эпохи. Но представляется невозможным, чтобы человек был в состоянии совсем вытеснить какой-либо из своих первичных мотивов. Они всегда возвращаются.
Итак, автоматическая реакция «тревожной кнопки», которую манипулирующий пультом социального равенства агитатор приводит в действие у тех, против кого направлены его обвинения, не доказывает ни обоснованности обвинения, ни эффективности социально-экономической системы, согласие на которую он хочет выжать из обвиняемых. И у обвиняемых больше нет достаточной уверенности для того, чтобы поставить под сомнение способность этой системы успокоить их собственную совесть и страдания тех, кто склонен к зависти.
Глава 20. Зависть как сборщик налогов
И демократии, и диктатуры согласны находиться в зависимости от предполагаемой взаимной зависти среди населения ради того, чтобы обеспечить максимальную налоговую честность. Верно, что в США налоговые декларации считаются конфиденциальными документами, но в статье, опубликованной несколько лет назад в журнале