Зависть: теория социального поведения

Поведение по отношению друг к другу всех членов этого общества, живущих под властью вездесущего диктатора (похожего на оруэлловского «Большого Брата» из «1984»), которого следует называть исключительно «наш дорогой диктатор», определяется двумя ценностями: одна из них позитивная, это равенство, «хорошее Р», а другая – негативная, это зависть, «злая З». Во всех случаях, когда упоминаются эти термины, слушающий и говорящий должны в момент упоминания или немедленно после совершить определенный ритуал: слово «равенство» требует изящного реверанса, а слово «зависть» – презрительного плевка. Понятно, что люди стараются избегать этих терминов и используют либо иносказания, либо аббревиатуры.

В любом случае зависть, «злая З» – это самое табуированное и презираемое слово в языке. Но – и это свидетельство глубокой проницательности Хартли – это презрение направлено не на зависть и не на завистника; напротив, вся тяжесть официального неодобрения в этом обществе падает на тех, кто тем или иным образом стал достойным зависти других; самая высокая ценность – это избегание зависти. В своей сатире Хартли делает логический вывод из тех тенденций нашего века, которые стали особенно ярко проявляться после Второй мировой войны и о которых я постоянно говорю в этой книге, а именно: из странного стремления легитимизировать завистливого человека и его зависть, придав им статус абсолюта, так чтобы любой человек, способный вызвать зависть, рассматривался как антисоциальный или криминальный элемент и чтобы отношение к нему было соответствующим.

В отличие от всех существовавших ранее обществ, которые развивались естественным путем, и, более того, в отличие от всех человеческих обществ, от которых можно ожидать устойчивости, в романе показано общество, где стыдиться должен не завистливый человек, «обезоруженный» посредством норм социального контроля, а человек, которому завидуют. Официальное уважение к завистливому человеку настолько извратило все ценности, что только полная деиндивидуализация каждого человека во имя равенства может получить одобрение Инспекторов (которые, естественно, подчиняются несколько иным законам, чем обычные граждане).

Управлять таким обществом непросто. Так, с предвоенных времен еще сохранилось какое-то количество автомобилей, и существуют граждане (их поведение официально порицается), чьи сердца все еще желают таких реакционных, индивидуалистических и возбуждающих зависть удовольствий, как удовольствие прокатиться на машине. Само собой разумеется, никому не позволено самому водить личный автомобиль; однако государство регулярно организует групповые автобусные поездки по окрестностям, чтобы частично удовлетворить аппетиты эксцентриков. Несмотря на то что участие в такой поездке возбуждает подозрения, а оплачивать нужно не только билет, но еще и штраф, эти путешествия становятся все более и более популярными и привлекают все больше людей. Это очень не нравится диктатору. Он не осмеливается немедленно положить конец государственным экскурсиям, но он увещевает людей, указывая на то, что радости поездки на автобусе – это проявление нонконформизма, они вызывают зависть и свидетельствуют о неверной идеологической установке; затем он объявляет, что один автобус из каждых шести будет попадать в организованную государством катастрофу: никто не будет знать, какой это автобус, но в результате государственных ДТП всегда будут убитые и раненые. Вопреки всем ожиданиям, этот налог на роскошь нового типа не производит ожидаемого эффекта.

Некоторое время спустя диктатор увеличивает норму обязательных катастроф. К его ужасу, от этого число его подданных, желающих принять участие в поездках, только увеличивается.